Андрей Караулов - Русский ад. Книга первая

— С-ща, девочка, с-ща тебе легче будет… Ты только дыши, пожалуйста, хорошо дыши. У меня водка есть, я тя всю промою, водку жалеть — последнее дело…

Егорку чуть слеза не прошибла.

— Здесь врач нужон, — твердо сказал он. — Сами не поднимем. Те, шо псов режут. Староверы.

— Ветеринары, дура сибирская! — сплюнула Катя. — Какие, бл, староверы!

— Ну как в старое время, в смысле… — сконфузился Егорка. — У нас вон… Борис Борисыч в Ачинске. Ему пиенеры однажды ужа поднесли. А он шо? Выгнал их? Не-а, он ужа в больничку принял. Так о Борис Борисыче даже в газетке пропечатали: вот мы какие, мы, мол, не только пить могем!..

Фроська слабела. Мир вокруг куда-то поплыл, не обещая вернуться.

— Померла, — вздохнул Егорка. — Ты ж ее прямо под дых рубанула. Там самое тяжелое место. Это ж и взрослому конец, а она — маленькая…

Катюха сорвалась:

— Молчи! Молчи, сука! Я ж и для тебя каменюгу найду, ты договоришь-си!

— Эт-то ты могешь, — кивнул Егорка. — Эт-то у тебя запросто, потому как ты от Бога отвернутая… Пошли, што ль? — вздохнул он. — Или сожрем?

— Кого? Кого ты сожрать собрался, чурбан недолбаный? — Катюха встала перед Егоркой в полный рост. — Кого, сука?

— Животную… эн-ту. — отпрянул Егорка. — Крыску. Не мясо, скажешь? Иван вон… кошек жрет — и ничего, доволен. Говорит, на баранину похоже. Он на вокзале с китайцем дружкался, так китаец его к кошкам приохотил. Сам бы Иван не допер, не наша же кухня, а китаец угостил, ему и понравилось…

— Китаец?

— Китаец.

— Это фиаско, братцы!

— Ну…

— Тебя, пердача сибирского, тоже китайцы учат? Говно жрать?

— Ну ты, знашь, не заводи рака за камень — а? — примирялся Егорка. — Я сам, своей башкой до всего дохожу, так что зачем мне китаец? Я их сам не люблю, они на клопов похожи! Это Ивану все фугово, потому как опустился он бесконечно. А мне разве что на пробу охота. Вдруг прямь баранина, — хотя я Ивану не верю. Пропащему как верить? А попробовать хочу, — заключил он.

— Ты так и человека сожрать могешь, — вставила Катюха.

— Врешь, девка! Ни убить, ни сожрать мне нельзя, — обиделся Егорка. — Да ты че?! Я, — Егорка снял варежки и вытер руки о штаны, — я в Бога верую, хотя из церквы меня бабы нынче погнали, потому как правда: воняю очень. Сначала в баню, орут, ступай… Правы они, я ж пахну. Сам чувствую. Все равно так нельзя с человеком, если он к Богу пришел! Я ж не против бани, токма дорогая банька-то… — он замолчал. — А кто в Бога, девонька, не верит, тот и в людев не верит. Люди, значит, что пыль, а я не пыль. Я еще недавно человеком был. Еще вчера. Так что я совсем не пыль, и, если бы не я, ты б давно сдохла, Екатерина! Замерзла бы, пьяная, на снегу, потому как «мичуринку» пьешь, а с гнилушки всегда прет не человечески…

— Не-а, — Катюха закончила перевязку и встала с колен. — Я счас запитая, а запитые не мерзнут, у запитых внутри все уже по-другому. А то б давно вокруг одни трупешники лежали.

— Зато у тебя есть к кому прислонитьси, — важно кивнул Егорка. Эх, если б мне народ помог домой добраться… — все, дома б я снова человеком стал. Это тута, в Москве, я не человек, будто отключил меня ктой-то, хожу дохнутый. Я, короче, сча не человек, я потеря! Но сердце у меня на месте, сердце осталось, я токма выжить сам уже не смогу, а надо-то мне — мирком-лотком: помытьси немного, барахлишко купить и в поезд сесть, хоть на подножку, потому что народ в поезде завсегда накормит. И врача позовут. Это тут врач не подойдет. Если только за деньги. А подальше от Москвы — подойдет, там пока не на все деньга нужна, там у людев пока сердце работает… И тогда я, Катька, опять человек стану, — продолжал Егорка. — Главное мне — в поезд усестьси. А я оп-пять, значит, человеком хочу быть, не бомжевать. И дома я никак не потеряюсь, даже если Наташка спилася уже от горя…

Егорка заплакал.

Слезы ползли по его щекам и от грязи сразу чернели.

Катя подошла к Егорке и обняла его; она вскинулась, было, промокнуть его слезы варежкой, но варежки тоже были очень грязные. Тогда Катюха наклонила его голову к себе поближе и стала языком слизывать его слезы.

— Ты что делаешь? — оторопел Егорка.

— Вытираю. Тебя вытираю.

Егорка успокоился.

— Знаешь, Катюха, что я теперь думаю? А те, кто нынче на тронах сидят, им, значит, совсем наплевать, что у них в Москве сейчас целый человек потерялси?

— Ты б молчал, — отмахнулась Катюха. — Не человек ты, одна невнятица. Темная личность.

— Просто я домой хочу, понимаешь? Я ж не по-человечески исчез. Но и т-тя, девка, бросать боязно, ты ж опять идиоткой заделаешьси. Еще и заразишьси, точно тебе говорю. За тобой же догляд нужон, потому как ты у нас иш-шо дура.