Е Ефимов - Два года из жизни Андрея Ромашова

— Как же он так, сторож-то?

— Именно это пока и неясно. Человек, говорят, был осторожный, спокойный и тихий. На вашей улице жил. Может знаешь? Дом его в том конце. Все в один голос утверждают, что он за версту с огнем к бензину боялся подходить. И выпивал редко, богобоязненный старик был.

— Может, подожгли?

— Вполне возможно. Мне теперь и это дело поручили, завертелся совсем. Лесов и Крайнов в последнее время взяли себе манеру: как что посложнее Золотухину. Хоть смейся, хоть плачь. А тебе вот приказ принес: велено сидеть дома и поправляться. На все время выздоровления выхлопотало тебе начальство усиленный паек. Ясно? То-то же. Спи, отъедайся, жирок нагуливай. Ну, бывай!

23 сентября 1919 года.Решил, наконец, вести дневник. Когда болел, начал записывать все подряд — что ел, как ругался с бабушкой, кто приходил ко мне… Потом вышел на работу — и стало не до записей. А позавчера наступила передышка — два дня был на первой губернской комсомольской конференции. Сидели с утра до самой ночи, но после моих походов — отдых. Сегодня конференция закончилась, пришел домой — все спят. Перечитал прежние записи и подумал: ерунда какая-то. И порвал их. А теперь решил: нехорошо бросать начатое дело на середине. Но теперь буду записывать только самое интересное в своей жизни.

Вот, к примеру, сегодня мы выбрали свой первый Симбирский губком комсомола — конечно, важное событие! А еще выбрали делегатов на II Всероссийский съезд Коммунистической молодежи. Я им позавидовал: в Москву ребята отправляются. И решил: тоже поеду туда — учиться, только позже, когда окончательно победит мировой пролетариат. Вот только не знаю еще, кем стать — чекистом или актером…

6 октября 1919 года.Опять давно не писал. Занимался пожаром в манеже, допрашивал задержанных. Ничего толком выяснить не удалось. Сказал Золотухину, что сейчас не время так возиться с контрой: Деникин наступает и надо идти на фронт, а контру — в расход, и крышка!.. Но он закатил мне в ответ такую речь — на целый час. Частично с ним согласился: Никита парень все же головастый, прав. Он считает, что в Симбирске действует такой же подпольный «Национальный центр», как и в Москве. Там его наши еще в прошлом месяце ликвиднули, но Никита сказал, что нутром чувствует: у этих гадов есть отделения в других городах.

Решили, что я возобновлю свои встречи с Коренастовым. Это я настоял: очень подозрительный тип, хотя Золотухин и считает его мелким спекулянтом.

Позавчера на Казанке был субботник. Из губчека все свободные ходили. Весело было — выгружали из вагонов дрова, расчищали пути и песни пели. А потом поехали в Чуфарово — вытаскивали из-под насыпи разбитые вагоны. Там поезд чапанники еще весной под откос пустили. Хоть и голодные мы были зверски, а работали дружно.

23 октября 1919 года.Вчера многие наши уехали на фронт воевать с Деникиным. А меня опять не отпустили. Вот не везет: из школы Карла Маркса уже второй набор комсомольцев добровольцами ушел, а мне Лесов не разрешает. Ну, я еще своего добьюсь!

Неделю назад был на Северном Выгоне, у Коренастова. Мрачное место: грязь непролазная и ни одного фонаря. А самогонщиков там, ворья, бандитов, спекулянтов!.. Золотухин велел сопровождение взять, а то кокнут. Но я ему доказал, что это может только попортить дело.

Мы уже разузнали, что Коренастов действительно агент по снабжению Симбгубпроса. Раньше в Самаре в приказчиках у какого-то галантерейщика-купца работал. В городе появился месяцев десять тому назад; купил вместе со своей сожительницей Ковригиной Серафимой Ивановной дом.

Вот Симочка — эта оказалась фруктом. Ее мать содержала публичный дом на Буинской улице, а дочь училась в гимназии, потом несколько лет где-то пребывала. Сейчас ей двадцать восемь и она — известная в городе гадалка. Отбою от желающих попытать свою судьбу у нее нет. «Вот это-то и самое трудное для нас, — сказал мне Никита. — К ним под видом посетителей кто угодно ходить может». И еще одно здесь интересно. Коренастов сдает вторую половину дома какой-то женской религиозной общине. А Золотухин узнал: две женщины из этой общины жили раньше в доме у Симочкиной мамаши.

Пришел я к Коренастову под вечер. «Ба, говорит, сколько лет, сколько зим! Где ты пропадал?» Объяснил, что болел сыпняком. А потом я вытащил из карманов две бутылки самогона и он заявил, что я парень хороший, сразу ему понравился, еще на пароходе. Позвал свою «сестрицу»…