Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Еще ни разу в своей жизни Кривоносов не видел столько искалеченных людей, ни разу не испытывал таких парализующих волю и разум беспомощности и страха, как в этот вечер. Эти-то пережитые им беспомощность и страх и заставили его взяться за лопату: так надежнее и не на кого кивать, когда припечет.

Глядя на него, и взводные взялись за лопаты, а это, что ни говори, сплачивает роту, показывает рядовому бойцу, что командиры не собираются отсиживаться в тенечке, что они вместе со всеми готовы разделить ниспосланную им судьбу.

Несколько дней назад вышел приказ Верховного Главнокомандующего Красной армией товарища Сталина за номером 227. Утром следующего дня отряд, стоявший на формировании в Камышине, подняли по тревоге, погрузили в эшелон и повезли на юг, выгрузили в степи, построили «покоем». В основание «покоя» встало командование отряда. Пропела труба.

Приказ Верховного главнокомандующего зачитывал комиссар отряда батальонный комиссар Доманцев:

— «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставили Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором… Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток…» — торжественно, точно присягу, читал перед строем батальона комиссар Доманцев. — «Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтеносными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа… После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более семидесяти миллионов населения, более восьмисот миллионов пудов хлеба в год и более десяти миллионов тонн металла в год…»

Для Кривоносова явилось неожиданным откровением признание Сталиным тех огромных потерь, которые понесла советская страна за минувший год войны, хотя, надо думать, каждый по-своему представлял эти потери, но одно дело представлять, и совсем другое — получить подтверждение этим представлениям во всеуслышание. Кривоносову казалось, что такая откровенность может только напугать людей, посеять в них панику, потому что никогда до этого ничего подобного из уст высшего руководства страны он не слыхивал, и сам считал, что вся правда опасна, что не каждый ее поймет и выдержит ее непомерную тяжесть. Себя к таким людям Кривоносов не относил, но и он почувствовал, как что-то придавило тело к земле, сделало его тяжелым и непослушным. Он косил глазом на своих бойцов, стараясь понять, что они думают и как воспринимают слова приказа, но на их лицах нельзя было прочесть ничего, кроме напряженного внимания. Смысл приказа, похоже, еще не дошел до их сознания полностью, а вот когда дойдет…

Солнце садилось за далекие холмы, уходящие в Задонские степи, наливалось кровью, пухло, тянуло по увядшим травам и седым ковылям кровавые отблески и черные тени. Только небо над головой еще голубело незамутненным дневным светом, светилась серебром высокая рябь облаков, уложенных неведомой бороной в тонкие спирали, да с востока тянуло жаром заволжских степей и терпким запахом полыни.

— «Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину, поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке, — читал комиссар. — Такие разговоры являются лживыми, вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратим отступление, мы останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог. Из этого следует, что пора кончать отступление… Ни шагу назад!» — выкрикнул комиссар последнюю фразу и оглядел плотные шеренги зеленых человеческих фигур с такой ненавистью, будто именно они и допустили ослабление «нас», то есть самих себя и лично его, комиссара отряда, допустили усиление немцев.

Однако Кривоносов решил, что эти слова к нему не относятся: ни он, ни его подчиненные не являются Красной армией, они не отступали, городов фашистам не отдавали и никаких разговоров относительно бескрайней территории не вели, у них другие задачи, связанные с поддержанием порядка внутри страны и внутренней же безопасности от происков скрытых врагов, шпионов и диверсантов. А если их привезли в эти степи, то исключительно потому, что именно здесь произошло нарушение порядка и ослабление безопасности.