Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Нед, расскажи нам об Америке, – попросила Элеонора, когда у нее замерзли ноги.

– Про зоопарк в Нью-Йорке, – напомнил Джон. – Ах, как бы мне хотелось в зоопарк!

– И о маленьких девочках – Коннемаре и Донегал, – добавила Джейн.

Я в сотый раз принялся рассказывать им про Галахеров. По мере повествования меня наполняло желание снова оказаться в их доме в Бикон-Хилле.

– Они все время смеялись, – вещал я. – Слышали бы вы их! Все было так смешно. У них такой великолепный дом в центре Бостона, и все комнаты яркие и веселые. На стенах картины красивых женщин, и повсюду религиозные статуи – не холодные каменные, как в часовне, а гипсовые и раскрашенные в разные цвета. Там такие броские обои, и мягкие диваны, и дребезжащее старое пианино, где ля-диез всегда фальшивило, когда Керри играла «Розу Трали». Мистер Галахер хотел купить новое пианино, но миссис Галахер возражала, потому что это пианино было у нее всю ее замужнюю жизнь и она говорила, что это ее талисман.

– Миссис Галахер похожа на маму? – с удовольствием задала ритуальный вопрос Элеонора.

– Нет, ничуть. Она и вполовину не так красива. Но она никогда ни по какому поводу не волновалась, и, если дочери делали что-нибудь ужасное, она просто говорила: «Сердце вашего бедного папочки будет наверняка разбито, когда он узнает», и девочки начинали плакать при этой мысли, и мать их прощала. Мистер Галахер, он такой сильный, большой и лихой, курит огромные сигары, а каждый вечер, возвращаясь домой, целует миссис Галахер. Он держит шесть лошадей и два экипажа, и, когда вся семья отправлялась в воскресенье на мессу, смотреть на них было одно удовольствие. Девочки носят хорошенькие платья, и в доме всегда весело. Думаю, и церковь у них такая же. Католические церкви не похожи на часовню. Там всюду картинки, ярко раскрашенные статуи и много всяких золотых одежд. И еще там везде свечи, как на пироге ко дню рождения, в церкви приятно пахнет, и все поют на латыни, это замечательно таинственный язык для пения, гораздо лучше английского.

– То, что ты рассказываешь, куда интереснее, чем заутрени в часовне, – задумчиво пробормотала Элеонора. – Ты нам никогда прежде об этом не рассказывал.

Но я уже думал о похоронах отца, о темных, мрачных словах службы, одуряющей скуке. Гнетущая, удушающая скорбь, приглушенная хорошим вкусом и благолепием.

– А у Галахеров есть сад? – задал ритуальный вопрос Джон.

– А коты? – спросила Джейн.

– У них есть все, – ответил я.

– Больше, чем у нас?

Я кивнул и пошел прочь, к дальнему концу косы, где река Фуи втекала в озеро, и остановился там посмотреть, как ветер шелестит травой над песчаным берегом. Спустя какое-то время ко мне подошла Джейн и встала рядом:

– А если я когда-нибудь поеду в Америку, то смогу взять Озимандию?

Я ответил, что бедняге Озимандии вряд ли понравится путешествие через Атлантику, и мы медленно, взявшись за руки, пошли назад к лимонаду и сэндвичам с джемом.

Домой мы вернулись в шестом часу, и, когда поднимались по последнему витку подъездной дорожки, к нам навстречу вышел Драммонд.

– Нед, у меня для тебя хорошая новость! – воскликнул он и помахал письмом.

Мы подошли поближе. Я увидел американскую марку и крупный незнакомый почерк, и вдруг настроение у меня начало улучшаться.

– Письмо от Финеса Галахера! – радостно заявил Драммонд. – Догадайся, кто едет к нам в гости.

К нам ехала Керри. Больше ничто не имело значения. Я все думал, как мы будем забавляться, как замечательно иметь кого-то, с кем можно посмеяться и пошутить, кого-то яркого, веселого и счастливого.

– Я в долгу перед Финесом, – объяснил мне Драммонд. – Он, как ты знаешь, помог мне получить оправдание, и я обещал ему… или, по крайней мере, Сара обещала ему… что Керри сможет приехать и побыть с нами какое-то время, научиться быть леди.

Их приезд ожидался весной.

– Все они? – с надеждой спросил я.

– Нет, только Керри и Финес. Всю семью он собирается привезти позднее.

Элеонора и Джейн были разочарованы – они не увидят Конни и Донах.

– Мне бы так хотелось, чтобы тут жила девочка моего возраста, мы могли бы играть, – объяснила Элеонора, и Джейн тут же обиделась и сообщила, что теперь уж никогда больше не будет играть с Элеонорой.

– Бедняжка Джейн такая обидчивая, – заметила мама, когда Джейн наконец удалось успокоить.

– Она не будет такой, если ты перестанешь внушать ей, что она пуп земли, – сказал я. – Тогда Джейн не будет так расстраиваться, если кто-то выскажет мнение, отличное от ее.