Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Патрик, дорогой, так ли уж нам необходимо оставаться здесь под дождем? Вам с мистером Странаханом, может быть, и нравится разговаривать, не думая о моих удобствах, а мне очень холодно, я ужасно устала и хочу немедленно пройти в дом.

– Конечно, – пробормотал я, покраснев до ушей от смущения. – Извини. Сюда, пожалуйста. – Я предложил ей руку, но она так разозлилась, что проигнорировала мое предложение, приподняла юбки и без посторонней помощи поднялась по ступеням.

В холле собрались все слуги, чтобы увидеть новую хозяйку. Двадцать пар круглых глаз еще более округлились, двадцать шей выворачивались с гибкостью, которая могла бы устыдить и стадо жирафов. Дворецкий Хейс, худой, стройный человек лет пятидесяти с гаком, начал произносить одну из своих знаменитых речей, но в разгар его экзальтированно-восторженного приветствия Сара капризно сказала мне:

– Патрик, у меня невыносимая головная боль, я должна немедленно лечь, иначе я сейчас упаду в обморок.

Рассердившись сначала на Дерри, я теперь начал сердиться и на нее. Хейс был старым занудой в том, что касалось речей, но, чтобы угодить ему, требовалась самая малость, и я полагал, что Сара по меньшей мере могла бы проявить вежливость и выслушать его до конца. Я смущенно проговорил:

– Хейс, простите нас, но моя жена устала после путешествия и должна отдохнуть. Мы оба от души благодарим вас за такой великолепный и трогательный прием.

Говоря с ирландцами, всегда нужно немного преувеличивать; ни одно преувеличение не покажется им чрезмерным.

Хейс выглядел разочарованным, но благородство помогло ему принять заботливое выражение. Мне сказали, что для нас все подготовлено, и после обильных благодарностей я повел Сару наверх в покои, выделенные для хозяина и хозяйки дома.

– Что? – воскликнула Сара. – Камин не горит? И комната не проветрена. Мне послышалось, дворецкий сказал, что для нас все подготовлено!

– Я вызову горничную, – поспешил сказать я и дернул шнурок звонка с такой силой, что чуть не оборвал его.

– И мне нужна горячая вода, – добавила Сара. – Немедленно. Я продрогла до костей.

Я вздохнул. Просить в Кашельмаре горячую воду немедленно – все равно что просить шампанское в постоялом дворе.

– Я, пожалуй, пока оставлю тебя, – неловко пробормотал я, когда отдал распоряжение насчет горячей воды, а горничная занялась камином.

Пришла собственная горничная Сары, слуги разгружали огромный американский багаж, заносили его наверх по круговой лестнице. Задержавшись в гардеробной, чтобы помыть руки и ополоснуть лицо холодной водой, я поспешил по галерее в гостиную, но Дерри там не оказалось, я спустился в нижнюю гостиную, но она тоже была пуста, потом прошел по коридору в библиотеку.

Здесь Дерри тоже не было, но я задержался, вспомнив отца. Здесь стоял громадный стол, занимавший немалую часть помещения, и я подумал о том, сколько раз заходил сюда и видел здесь папу: он сидел спиной к окну, погрузив локти в море бумаг. Теперь столешница выглядела странно пустой. Повинуясь порыву, я сел в отцовское кресло и оглядел библиотеку. Книги придавали ей мрачный вид, но тут был нравившийся мне камин итальянского мрамора, а над каминной полкой висел притягивающий взгляд портрет моей матери. Я посмотрел в ее темные глаза и подумал: как странно, что мы с ней связаны. Портрет был хорош. Я решил, что аккуратно заверну его и положу на один из чердаков, чтобы он не испортился во влажном ирландском воздухе. Я обдумывал картину, которую нарисую на замену этой, и тут взгляд упал на миниатюру моего брата Луиса, который смотрел на меня из-за чернильницы. Луис умер, когда мне было три месяца, но мой отец так часто говорил о нем во времена моего детства, что у меня возникло впечатление, будто я его хорошо знал. Подавшись вперед, я взял миниатюру большим и указательным пальцем и уверенно уложил ее в нижний ящик стола. Я очень давно хотел это сделать.

Открылась дверь, раздался тягучий голос Дерри:

– Бог мой, как странно видеть тебя на этом месте!

Мы оба посмеялись, но потом я вспомнил сцену у лестницы.

– Дерри, какого черта ты так повел себя с Сарой? – сердито спросил я. – Должен сказать, что ты был с ней дьявольски дерзок.

– Но господи Исусе, Патрик, ты разве не видел, как она смотрела на меня?

– Я…

– Хорошо, я виноват! – оборвал он меня, весь сплошное нетерпение и добродушие. – За обедом я заглажу свою вину, обещаю, и компенсирую все убытки, но, господи боже, эта юбка холодна, как айсберг. Она тебе не отмораживает яйца в постели?