Ольга Гурьян - Обида маленькой Э

— Что тебе нужно, маленькая девочка? Где у тебя рецепт? Почему ты молчишь? Может быть, ты играла на улице и потеряла рецепт? Или, возможно, ты сложила его вчетверо и сделала из него подкладку для шапки твоей куклы?

— … подкладку для шапки твоей куклы, — повторил молодой человек, взобрался вверх по лестнице и начал быстро открывать и закрывать ящики. Со стуком захлопнув последний ящик, он сел на ступеньку лестницы и с недоумением посмотрел сперва на своего хозяина, потом на Маленькую Э.

— Моя матушка больна, и у меня нет рецепта, — сказала Маленькая Э. — Но мне велели идти к вам, чтобы вы прислали бесплатного доктора.

— Тебе правильно сказали, — важно промолвил старик. — Милостью императора, который озабочен здоровьем китайского населения, сейчас в каждом городе при аптеках имеются списки всех врачей, и они обязаны бесплатно лечить неимущих. Где ты живешь?

— За северными воротами, в доме тетушки Мей.

— Дом тетушки Мей хорошо известен в этом городе, потому что она очень добрая женщина. Удивительно добрая. Да! Впрочем, не моя забота, если с тобой случится что-нибудь нехорошее. Можешь идти. Врач придет.

Послав Маленькую Э в Абрикосовую Рощу, тетушка Мей вскипятила воду, приподняла голову Сюй Сань и влила ей в poт несколько капель кипятка. Сюй Сань поперхнулась, выплюнула воду и открыла глаза. Тетушка Мей тут же подала ей вторую чшчечку. Мл этот раз Сюй Сань протянула руки, взяла воду и с жадностью выпила. После этого она попыталась сесть, но тетушка Мей сейчас же уложила ее обратно и сказала:

— Лежи, отдыхай и ни о чем не думай. Все твои несчастья кончились с той поры, как ты попала в мой дом. Я буду заботиться о тебе, как о своей родной дочери. Скоро придет врач, и ты опять будешь здорова и весела.

— Ах, тетушка, — возразила Сюй Сань. — Никогда уже не я веселой. Были у меня и дом и работа, но император выгнал меня из Ханбалыка, я всего лишилась и теперь бреду по дорогам, иссохшая, как песчинка, гонимая ветром.

— Я слышала, что китайцев выселили из Ханбалыка, — сказала тетушка Мей. — И, конечно, это горе, и разорение, и великая обида, и несправедливость. Но все это ты уже пережила и осталось это позади, а вскоре — уж поверь мне, старухе! — ждет тебя богатство и счастье. Ты только будь мне покорна, и уж я о тебе позабочусь.

— Ах, тетушка, — сказала Сюй Сань. — Я вижу, вы женщина доброжелательная и исполненная сострадания к несчастным. Но, боюсь, я буду вам в тягость.

— Об этом ты не беспокойся, — ответила тетушка Мей, — и поменьше думай о своих горестях. Не одну тебя разорил иноземный император. Едва ли найдется в стране хоть один китаец, который не пострадал бы от проклятых монголов. Вот, скажу о себе… Но ты, может быть, хочешь поспать?

— Нет, нет, тетушка, рассказывайте. Мне так хорошо здесь. Тихо и прохладно. Я чувствую, как жизнь возвращается ко мне,

— Ну вот, скажу о себе, — начала тетушка Мей. — Жили мы с мужем хоть и не в богатстве, но в полном достатке. Здесь неподалеку есть бамбуковая роща, и принадлежала она всему городу. Кому была нужда, тот и пользовался ею. Мы с мужем плели из бамбука корзинки. Ай-я, как он был искусен в своем ремесле! Посмотрела бы ты на эти корзинки — ив виде вазы, и круглые, и осьмиугольные, и какие хочешь. Он расщепит бамбук на тонкие пластинки и сплетает их любым узором. Повернешь корзинку к свету, и на гладком плетении выступают и цветы, и горы, и рощицы. Такого второго искусника не найти было во всей стране. Научился он этому от своей матери, которая была родом с юга. Но я думаю, что в самой Линьани никому так не сплести. А до чего плотные были! Положи ты в такую корзинку горячие пышки, прикрой плетеной крышкой и на всю ночь выставь под проливной дождь. А на утро сними крышку, и пышечки совсем сухие и еще теплые и только еще пышней стали. За таким мастером, думала я, нет меня счастливей. Но монголы отобрали эту рощу и теперь берут за бамбук дорогую цену, а с ремесленников взимают такой налог, что работать пришлось бы себе в убыток. Конечно, ни кто не хочет покупать изделия из бамбука, потому что они безмерно вздорожали, так что и не встретишь их теперь на рынке. А те, кто работал, остались без работы, и молодые ребята не хотят уипыи ремеслу, которое их не прокормит. Ты не устала?

— Нет, нет, тетушка, я слушаю. Я только закрыла глаза.