Валерио Манфреди - Тиран

— Тот человек был тиран, — возразила Арета.

— Это был настоящий человек! — еле сдерживая эмоции, ответил Дионисий. — И он сделал то, что надлежало сделать.

Он ушел, Арета видела, как он отдает распоряжения соратникам, собирает воинов из Селинунта, своими речами помогая им найти в себе силы для продолжения похода.

Они и часу толком не отдохнули — и опять поднялись на ноги, подобрали щиты и двинулись в дальнейший путь. Многие из них растеряли в пути сандалии и теперь оставляли на камнях тропинки окровавленные следы. Непонятно было, что за сила поддерживает их. Но Дионисий в глубине души понимал, откуда она берется, и поэтому не сомневался в том, что они продолжат путь: он знал, что нет сильнее человека, которому больше нечего терять.

Они шли часами, время от времени останавливаясь только для того, чтобы утолить жажду — когда находили источник — или сорвать с ветки какой-нибудь недозрелый фрукт, дабы смягчить чувство голода. У детей не осталось сил даже для того, чтобы плакать; глядя на своих родителей и товарищей по несчастью, они, стараясь быть достойными старших, проявляли поразительную стойкость и демонстрировали трогательные примеры отваги.

Лишь к вечеру следующего дня подоспела помощь: повозки, запряженные быками, ослами и мулами и груженные обильным количеством провианта. Стариков и раненых, женщин и детей усадили и уложили на повозки, а воины свалили туда же свои щиты и смогли, таким образом, идти налегке.

Еще через два дня пути, к вечеру, перед ними показался Акрагант.

Великолепный город, освещенный лучами заходящего солнца, высился впереди словно мираж. Он стоял на холме, окруженный мощными стенами в пятнадцать стадиев [3] Древнегреческая мера длины, равная 150–190 м. длиной, его храмы сверкали многоцветием красок, виднелись статуи и памятники, а там, вверху, на акрополе, святилище богини Паллады с акротериями [4] Скульптурные украшения, в форме статуй или флористического орнамента, расположенные по углам и на вершине фронтона здания , сверкавшими на солнце, словно драгоценные камни.

По долине эхом прокатился протяжный звук трубы, и ворота распахнулись. Беженцы проследовали мимо памятников некрополя и поднялись к западным воротам, после чего вошли в город, двигаясь среди молчаливой, изумленной толпы. Они несли на себе красноречивые следы перенесенного ими бедствия: раны, ссадины, ожоги по всему телу, грязь, разорванные одежды, сбитые в кровь ноги, изнуренные лица, волосы, липкие от пота и свернувшейся крови. По мере того как они проходили по городу — быть может, самому прекрасному из всех, когда-либо построенных в западных провинциях, — волнение его жителей нарастало, многие не могли сдержать слез, наблюдая столь удручающее зрелище. Эти несчастные всем своим видом подтверждали молву о неслыханной свирепости врага, об ужасной жестокости варваров.

Городские власти, отдавая себе отчет в том, сколь деморализующе подействует на людей вид изгнанников, велели отвести последних на рыночную площадь и разместить под навесом окружающих ее крытых галерей, с тем чтобы без лишнего промедления оказать им первую помощь, предложить еду, воду, чистую одежду. Каждому выдали глиняный черепок с выбитым условным знаком, после чего стали бросать жребий, с целью выяснить, какие семьи предоставят им приют на то время, пока не найдется для них постоянного места.

Дионисий подошел к Арете и сказал:

— Тут вы в безопасности. Этот город могущественен и богат, его стены — самые крепкие во всей Сицилии. У меня в здешних краях есть небольшой дом с огородиком и садом, в котором произрастает миндаль. Я буду рад, если ты и малыш воспользуетесь моим гостеприимством.

— Ты не хочешь дождаться жребия? — спросила Арета.

— Я никогда не жду, — ответил Дионисий. — Жребий слеп, а я никогда не закрываю глаз, даже когда сплю. Так что, ты согласна?

Арета улыбнулась.

— Где это? — поинтересовалась она.

— Вон там. Следуй за мной. — И он двинулся в указанном направлении, держа коня под уздцы. Но именно в это мгновение они услышали вопль:

— Крисс! — И какая-то женщина бросилась им навстречу, продолжая выкрикивать это имя.

Ребенок обернулся, высвободился из рук Ареты и бросился к женщине, голося:

— Мама!

Они обнялись среди площади, на глазах у людей, с умилением глядевших на них.

— Это не первый случай, — сказал Дионисий. — Немало детей, уже записанных в сироты, нашли своих родителей. Кто-то вновь обрел мужей и жен, братьев и сестер. И радость их была столь велика, что они забыли обо всем прочем, чего лишились.