Илья Клаз - Навеки вместе

Казаки сели на коней и снова отбросили рейтар к воротам. Но вытеснить их за стену не смогли. Бой переместился на главную улицу, которая вела к площади и шляхетному городу. Въезд в улицу успели завалить повозками и рухлядью. Преодолеть эти завалы пикиньеры не смогли — на чердаках домов засели казаки с мушкетами.

Вечером бой затих. Только пожар разгорелся. Огонь охватил весь посад и бушевал сплошным малиново-красным морем. Алексашка с ужасом думал о том, что пламя давно подобралось к хате Шанени. Пройти туда было невозможно. Шаненя, в изорванном армяке, пропахший дымом, с земляным, осунувшимся лицом, сидел на ступенях коллегиума возле Небабы. Он не знал ничего про Устю, и Алексашка не хотел говорить ему.

К ночи пожар разгорелся еще пуще, подобрался уже к Лещинским воротам. Из дымных и горячих переулков выскакивал обезумевший скот. Коровы, задрав головы, трусцой бежали к реке. С кудахтаньем носились куры. Овцы жались к людям. Единственным безопасным местом были пока площадь и шляхетный город. Но огонь подбирался и сюда.

Небаба тяжелым взглядом окинул площадь. Сидят казаки с мужиками. Разговаривают мало, скорбно молчат. Уходить надо всем разом и мужикам, и казакам. Ни пуль, ни зарядов нет. Днем позже, днем раньше город падет. Единственный путь — через Западные ворота, в болота.

Шаненя локтем ткнул Небабу в бок.

— Уводи, атаман, людей. Все пойдем. Может, и бабы с детьми уйдут. Многие на Русь потянутся. На Московии примут наших. Уводи. Завтра поздно будет.

— Джура!

Любомир лежал неподалеку под старым тополем, натянув кунтуш на голову. Вскочил, приложил руку к шее, замотанной холстяной тряпицей. Полотно промокло от крови — рыжеусый рейтар снес бы Любомиру голову, не увернись он.

— Что, батько?

— Собери побыстрее сотников!..

— Мужиков побили, покололи, — причитала старуха, глотая слезы, — Хаты попалили… Живность извели…

Бабы слушали и тихо всхлипывали. Мужики супили брови, чесали бороды, а что думали, не говорили. И только рябой, широкоскулый мужик, когда замолчала баба, сказал то, что не решались сказать другие:

— Если б не казаки, может, и тихо было… Они взбаламутили… Не правду говорю?

— Правду, — ответила баба.

— Побоялась бы бога, Ганна, — горестно вздохнула рядом стоящая молодица. — Забыла, как слезы лила? Сладко было?

— Ну, не сладко. А хат не палили и смерти люд невинный не предавали. Чем провинился перед господом мой Федька?.. — Баба зарыдала, закрыв ладонями лицо. — За что головушку сложил?..

Стало тихо, и люди услыхали, как бушевало пламя. Словно мушкеты, постреливали в огне сухие бревна, обваливались подгоревшие крыши.

— Выход один, — рябой развел длинные руки. — Надо идти с повинной. Иначе будет, как сказывалось в письме пана войта…

— Значит, выдать казаков? — глухо спросил согбенный дед, опираясь на посох.

— Зачем выдавать их? — рябой замялся, почувствовав недобрый голос. — Мы себе живем, они — себе. Чего печешься за них? Хотят, пускай милости просят господней. А не хотят, пусть уходят за Ясельду, откуда пришли.

— Тогда кто же их выпустит? — застучал посохом дед. — Порубят рейтары.

— Ежели так, выбирать надо, — заморгал рябой. — Детей и баб спасать али казаков. Третьего дня говорил о том же мужик. Схватили казаки и повесили, царство ему небесное.

— Обожди-ка, и не ты ли был с ним? — растолкав баб, Зигмунт подошел к рябому и стал в упор рассматривать его. — Один, сказывали, бежал.

— Приглядись, может, узнаешь!.. — Рябой обиделся. — Ну, чего стоишь и зенки пялишь? Хватай, да вешай!

— И повесил бы за твои речи.

— Не торопись. Завтра рядом висеть будем…

Зигмунт покосился недобрым глазом. Когда он ушел, рябой тоже не остался в толпе — скользнул в ночь.

— Стой! Не шевелись! Куда идешь?

— Ведите до пана войта!

Воины присмотрелись: смерд.

— Ты кто есть?

— Скажи, Лавра… Донесение спешное.

Воины снова переглянулись и, наставив пики, повели к хате, где ночевал войт.

— Ваша мость, смерд просится до пана войта.

— Где этот чертов схизмат? — зевнул и зло выругался.

— Тут я! — обрадовался Лавра. Но увидав капрала Жабицкого, огорчился. Хотел, как приказывали, к самому пану.

— Важные вести пану войту.

— Говори! — и снова зевнул.

— Пан просил, чтоб ему…

— Что ему, что мне — разницы нет. Пан войт спит и будить его не стану. — Жабицкий повысил голос. — Принес вести, так не таи!

— Ваша вельможность, казаки уходят из города.

Сон как рукой сняло.