Илья Клаз - Навеки вместе

Через минуту все перемешалось. Черкасы врубились в рейтар, но прорвать строй одним ударом не смогли.

— Уходи, батько! — Любомир опередил Небабу, подставляя саблю под бешеные удары рейтар.

Воин был ловким и сильным. Мгновенно перебросил саблю в левую руку и, привстав, занес ее. Любомир не растерялся. Оставив повод и зажав ногу в стремени, слетел с седла, нырнув под брюхо коня. И в этот момент сабля со свистом упала на седло, разрубив луковину. Любомир вскочил в седло с другого бока коня и с ходу ударил рейтара саблей пониже кирасы. Тот свалился под ноги лошади. Конь, захрапев, не слушаясь Любомира, пошел в сторону. И тотчас джура заметил, что рейтары окружают Небабу. На помощь к атаману бросился Юрко. Рейтары сдерживали коней и сторонились ударов этого дюжего, злого казака. Драгун свалил пулей под шум коня. Юрко полетел на землю. Подняться ему уже не дали, скрутили веревками. Затем, перебросив через седло, увезли в лес.

Теперь рейтары зажали Небабу с двух сторон. И до слуха Любомира долетел гортанный хрип стражника Мирского:

— Живьем брать, живьем!..

— Батько!..

Но голос джуры потонул в людском крике, топоте и ржании коней. Может быть, услыхал, а может, увидел Шаненя, как зажимают Небабу. Налетел на рейтара, рубанул саблей так, что развалился ворог на две половины.

— Гады!.. — хрипел, задыхаясь, Шаненя. — Змии семиглавые проклятущие!.. Вот вам!..

Ударил саблей по кирасе. Взмах был сильным. Но кираса не поддалась. Да и не думал ее рубить Шаненя. От злости полоснул. Соскочила сабля с железа и срубила ворогу кисть.

— Держись, атаман!

Метнулись в сторону рейтары от ошалелого мужика. А сзади налетел коршуном рыжеусый капрал.

Шаненя не почувствовал удара. Только мгновенно закачалась земля, завертелась, поплыла. Наступила ночь…

— Живьем, живьем! — потрясая саблей, кричал пан Мирский.

— Не будет живого! — рубясь, отвечал Небаба. — Не будет!.. Близкий выстрел свалил коня. Небаба вылетел из седла. Но падая, саблю не выпустил. К Небабе бросились пикиньеры. Первого срубил с одного маха. Повернулся ко второму. Тот, обороняясь, поднял бердыш. А через мгновение сам упал от острой сабли Любомира.

Небаба уже не слыхал, как гремело черкасское «Слава!» над усеянной трупами дорогой, не видел, как мчались в прорыв быстрые казацкие кони.

Конец октября выдался сухим и теплым. Догорали золотом кленовые листья, устилали шляхи бурым ковром. Пустынно и тихо стало в лесах. Ни птиц, ни зверей. На березах по шляхам — воронье. В ночи плывут над Полесьем туманы, клубятся над тихими реками молочным паром. Все чаще слышится волчий вой, от которого замирает сердце.

Половину дня кони шли рысью. В полдень забрались в чащобу передохнуть и отдышаться. Пустили утомленных коней на чахлую траву, сняли сабли, пропахшие дымом и потом кунтуши. В речулке смывали пыль с усталых лиц, обмывали студеной водой раны.

Сел Алексашка на поваленную ветром сосну и сидел долго, не шевелясь. Все еще не верилось ему, что уже нет ни Шанени, ни Небабы, и все, что было с ним в Пинске, стало далеким и невозвратным.

Любомир обмыл в речулке рану на шее, обмотал свежей тряпицей и, увидав Алексашку, тяжело опустился рядом.

— Куда подадимся?

— Дорога теперь одна — в лес. — Любомир вздохнул. — Будем искать Гаркушу…

Шли рысями казацкие и мужицкие кони через безлюдные тихие веси. Ныли сердца, и не покидали грустные думы. С тоской смотрели на опустошенные деревни. Ни мужиков, ни баб, ни живности. Брошены в хатах ветхие пожитки. Не топлены печи. Гуляет осенний ветер по дворам. Люд, который покрепче на ногах, подался на Русь. Некоторые укрылись в лесах, нарыли землянок и нор, ждут, когда пройдет смутное время. А скоро ли оно пройдет — неизвестно. Тревожно звонят в церквах колокола. Чернь слушает этот звон с трепетным сердцем и знает, что святые отцы втайне читают молитвы и просят бога избавить от панов-униатов. Слышит ли господь молитвы эти? Внемлет ли им?.. Должен внимать: обильно полита кровью земля Белой Руси. Стоят свежие гладко струганные кресты на тихих кладбищах. А конца войны не видать. Ходят слухи, что ведет король Ян-Казимир с гетманом Хмельницким переговоры о мире. Договорятся, вернутся казаки домой. А здесь что будет? Не утихнет, наверно, Белая Русь…

Слипаются глаза у Алексашки. Устало качается в седле, думает о черкасах, о жестоких боях, а перед глазами грустное и тревожное, по-детски ласковое Устино лицо…

Вторую половину ночи пан Ельский спал плохо. Мучили кошмары. Несколько раз вставал, пил из кадки студеную воду и, кряхтя, ложился снова. Ворочался с боку на бок и чесался — или заедали блохи, или от житейских забот шел зуд по телу. Под утро уснул, да вскоре разбудил воевода Парнавский. Вошел в хату, вспотевший и красный, опустился на лавку. Озорно поблескивали глаза воеводы.