Колин Маккалоу: Падение титана, или Октябрьский конь

— Я это знаю.

Цезарь пересек Геллеспонт три рыночных интервала назад и поплыл к югу, следуя вдоль восточного берега Эгейского моря, чтобы проверить степень разорения, нанесенного республиканцами провинции Азия, когда они лихорадочно собирали флот и деньги. Из храмов были изъяты самые дорогие сокровища, были взломаны и опустошены сейфы банков, плутократов и сборщиков налогов. Метелл Сципион, губернатор скорее Сирии, чем провинции Азия, поспешая к Помпею в Фессалию, остановился здесь и незаконно обложил налогами все, что пришло ему на ум: окна, столбы, двери, рабов, неимущих, зерно, скот, оружие, артиллерию и передачу земли. Когда и этого оказалось мало, он ввел и собрал временные налоги на десять лет вперед, а протестующих публично казнил.

Хотя депеши, идущие к Цезарю, больше касались разнообразных подтверждений его божественной принадлежности, чем столь приземленных вещей, поездка была не обзорной, а ревизионной, с целью понять, что же нужно сделать для разоренной провинции, чтобы помочь ей оправиться, ибо она уже была не в состоянии сама залечить свои раны. Цезарь поговорил с городскими и торговыми лидерами, упразднил институт откупщиков, отменил налоги на следующие пять лет, издал приказ вернуть найденные в солдатских палатках в Фарсале сокровища тем храмам, откуда их взяли, и пообещал, что, как только будет организовано новое правительство в Риме, он примет определенные меры для помощи бедной провинции Азия.

Вот почему все в провинции Азия склонны считать его богом, думал Гней Домиций Кальвин, наблюдая, с каким тщанием Цезарь здесь, на Родосе, изучает бумаги, завалившие его стол. Последним человеком, что-то смыслящим в экономике и имевшим дело с этой провинцией, был Сулла, чья справедливая система налогообложения через пятнадцать лет после введения была отменена, и сделал это не кто иной, как Помпей. «Может быть, — размышлял Кальвин, — определять обязанности Рима по отношению к зависящим от него территориям должны именно представители древних патрицианских родов. Наши же связи с прошлым не очень крепки, поэтому мы заботимся больше о настоящем».

В последние дни Цезарь выглядит очень усталым. Нет, он, как всегда, в форме, подтянутый и опрятный, но усталость видна. Поскольку он ест одну лишь здоровую пищу и не берет в рот вина, то каждый день он встречает без сожаления о том, что накануне не смог противиться своим желаниям, и его способность просыпаться свежим после короткого сна не изменилась. Беда только в том, что он взваливает на себя непомерно много работы, а помощников ему под стать у него нет. Взять хотя бы Брута, угрюмо подумал Кальвин (ему Брут не нравился). Как финансист он великолепен, но вся его энергия направлена на защиту интересов его несенаторской фирмы ростовщиков и откупщиков «Матиний и Скаптий», которую, в сущности, следовало бы назвать «Брут и Брут»! Каждый влиятельный человек в провинции Азия должен «Матинию и Скаптию» миллионы, и то же относится к царю Галатии Деиотару и царю Каппадокии Ариобарзану. Поэтому Брут ворчит, и это раздражает Цезаря, а он ненавидит, когда его раздражают.

— Десять простых процентов — это недостаточный возврат, — горестно вздыхает Брут. — Он просто пагубен для римских дельцов.

— Тогда твои римские дельцы — не дельцы, а презренные ростовщики, — хмурится Цезарь. — Сорок восемь сложных процентов — это преступление, Брут! Именно такой барыш твои ставленники Матиний и Скаптий намеревались взять с жителей Саламина на Кипре, а когда они не смогли заплатить проценты, их уморили голодом. Наши провинции должны быть экономически стабильными, чтобы вносить свою лепту в благополучие Рима.

— Заимодавцы не виноваты, что должники соглашаются на такие условия, — возражает обиженно Брут. — Долг есть долг, и его надо возвращать с теми процентами, на какие договорились. А теперь ты объявил незаконными многие добровольно подписанные контракты!

— Ростовщичество всегда было незаконным. Ты, Брут, славен своими эпитомами — кто еще сумел бы втиснуть всего Фукидида в две страницы? Уж не пытаешься ли ты теперь ужать Двенадцать таблиц в одну коротенькую страницу? Если это mos maiorum подталкивают тебя встать на сторону твоего дяди Катона, тогда ты должен помнить, что Двенадцать таблиц вообще запрещают брать с займов проценты.

— Это было шестьсот лет назад.

— Если занимающие согласны на непомерные условия займа, значит, они неподходящие кандидаты на заем, и тебе это понятно. На самом деле ты, Брут, жалуешься на то, что я запретил римским ростовщикам нанимать войска или ликторов, чтобы собирать долги силой.