Фанатичную речь ее брата прервал маркиз.
— Ваши весьма любопытные идеи мне знакомы, господин Задгорский! — иронически заметил он. — Только одно меня удивляет...
— Что именно?
— Я удивляюсь тому, зачем вам понадобилось и здесь развивать ваши теории?
Филипп не сразу понял его, потом вдруг вспыхнул.
— Я защищаю свои убеждения всюду и везде, — сказал он сухо.
По его тону Неда поняла, что в душе он уже ненавидит итальянца.
— Оставим эту тему, господа! Мы слишком углубились, — сказал Леге, всегда готовый сгладить любые острые углы. — Давайте говорить о чем-нибудь более приятном...
— Может быть, вы, Леандр, сообщите нам что-нибудь действительно приятное? — сказала синьора Джузеппина и обменялась взглядом с мужем.
— Да, да! Мы ждем! — весело заявил Позитано, которому этот взгляд, видимо, о чем-то напомнил.
«О чем они говорят? Чего ждут? И почему смотрят на меня? — спрашивала себя Неда. — Вот и Леандр!» И она сама ждала, предчувствуя, что как раз сейчас настала эта минута. Но вопреки ожиданиям не испытывала ни волнения, ни страха.
— Ну, мама, — сказал Леандр. — За вами слово. Ведь ради этого вы и приехали из Парижа!..
На какую-то секунду глаза мадам Леге округлились, но она тут же мило улыбнулась и сказала, переводя взгляд с Неды на ее отца и брата:
— Я никогда не думала, что мне придется говорить о невесте своего сына с помощью переводчика. Но прошу вас, переведите своему отцу: мой Леандр будет счастлив...
— Как вы старомодны, бабушка! — заявила прибежавшая Сесиль. — Да ведь папа и мадемуазель Неда давно любят друг друга...
И, взяв за руки обоих, она потянула их друг к другу, так что Радой и без переводчика сразу понял, о чем идет речь.
Было уже темно, но благодаря пропуску, который Сен-Клер давно дал Филиппу — точно такой пропуск, дающий право на свободное передвижение по городу в любое время, какой был у всех иностранцев, — семья Задгорских беспрепятственно возвращалась домой. Вез их опять Сали, дожидавшийся перед консульством. Все трое были взволнованы, возбуждены, — сын и дочь поглощены своими мыслями, которыми не хотели делиться, отец, напротив, готов был говорить, говорить без конца.
— Теперь поди попробуй за нами угнаться! — шумно радовался он, зажигая папиросу от папиросы сына. — Хаджи Мано, Пешо Желявец, чорбаджия Теодосие, Трайкович-Мрайкович... Куда им! Через неделю Недку обручим, по-нашему. С угощением, как положено. Я так хочу! Пусть знают наших. А то — вы уж извините, только что это сейчас было! Пьешь кофе, и тут тебе помолвка! И месяца не пройдет, как мы свадьбу отгрохаем... Слышишь, Недка, о тебе говорю!..
— Слышу, папа.
— Ну, что вы за люди! Я не могу усидеть на месте, а она: «Слышу, папа!» Да неужто ты не рада?
— Рада.
— А сказала-то как... Филипп!
— Что, папа?
— И этот тоже словно спит. Ладно, молчите. А я как подумаю о том, что завтра будет... Как пойдет молва по чаршии: так, мол, и так... Бай Радоя дочка стала консульшей! Война? И знать не хочу войны... Если и досюда дойдет, схоронимся в консульстве — и дело с концом! Нас не коснется.
Он помолчал, подождал. Но Филипп курил, а Неда смотрела на далекие фонари.
Радой заговорил снова.
— Деньги у меня есть, имя есть... Торговля идет хорошо... Но, как вы думаете, достаточно ли этого человеку? Эх, детки... Получше пристроить мне вас обоих надо. Тебя за консула, дочка... А ты, Филипп, тоже найдешь себе такую, чтобы она тебе под стать была — по положению, по образованию. Вот тогда я буду доволен! А потом — будь что будет! Этот дурень, что нынче дал себя повесить... кто его знает, чего он там болтал. Язык мой — враг мой! — недаром говорит пословица.
— Прошу тебя, папа!
— Ну ладно, ладно...
Он замолчал, слегка задетый их замкнутостью, решив про себя: они еще молоды и не понимают, что значит породниться в такое время с французским консулом. Но нет, Филипп не так уж непрактичен. Вот только иной раз может сболтнуть лишнее.
— Слушай, Филипп, я что-то не понял, ты вроде повздорил с итальянцем? — спросил Радой.
— А ну его, — ответил раздраженно Филипп. — Я не удивлюсь, если в конце концов он окажется русским агентом!
— Да пускай будет кем хочет! А ты со всеми должен быть хорош... Слушай! — наклонившись к нему, Радой зашептал так, чтобы не услышал возница. — Ты там со своими не больно распускай язык! Видишь, что делается! Будь себе на уме! — добавил он строго.
— Вижу получше тебя! Ты меня не учи, — отрезал Филипп.
От удивления Радой замолчал, внутри у него закипело.
Читать дальше