Стефан Дичев - Путь к Софии

— Вы готовы? — спросил он.

Белизна ее тела, сверкающего под светом лампы, под огненной копной волос, властно влекла его к себе. Он подошел, бессмысленно бормоча банальные слова, беспричинно извиняясь, приставил трубку и стал ее выслушивать.

— Не дышите... дышите... Глубже!.. — говорил он, а глаза невольно рассматривали ее плечи, спину, грудь...

Странно! Ее близость охладила Климента. Грудь у нее была уже не такая крепкая, на спине большие желтые пятна. На шее морщинки, незаметные раньше под слоем пудры. «Сколько ей лет?» — подумал он.

— Ну, что вы находите? — спросила она изменившимся, низким грудным голосом.

— Минутку... Дышите глубже! Так. Повернитесь спиной, пожалуйста...

Он начал ее выстукивать. Вслушиваясь в чистые тона грудной клетки, он невольно слышал мужские голоса в соседней комнате. «Как все это гадко. Она здесь, с врачом, обнаженная... они там... их голоса... Возможно, она меня и не намеренно выспрашивала о войне, но как же она порочна, как порочна! — поймал он наконец ускользавшее от него слово. — А ты сам, доктор Будинов, не с таким же намерением сюда пришел?..» — спросил он себя и сразу же почувствовал к себе отвращение.

Он отодвинулся от нее и сказал:

— Видимо, вы простыли в дороге. — Никаких хрипов он не слышал, тоны были нормальные, но ему хотелось как-то оправдаться перед собой.

Она посмотрела на него с откровенной насмешкой.

— Вы находите?

— Да, в левой стороне.

И он сердито произнес несколько латинских фраз, которые вернули ему не только равновесие, но и уважение к себе.

— Разумеется, я не хочу пугать вас пневмонией...

— О! Но вы, доктор, в самом деле меня пугаете! Неужели она действительно мне грозит? Я хочу сказать, вы это допускаете?

Он улыбнулся. Пожалуй, он зашел слишком далеко.

— Нет. Не тревожьтесь. Посидите денька два дома. Попринимайте порошки, которые я вам назначу. Я уверен, что все обойдется.

Он пошел к двери.

— Я напишу рецепт там. Позвать вам горничную, сударыня?

— Да, пожалуйста, — протянула она разочарованно.

Климент зашел в соседнюю комнату, попросил Филиппа позвать горничную и стал выписывать рецепт на вполне безвредные порошки от простуды.

— Надеюсь, ничего опасного? — озабоченно спросил генерал.

— Нет, легкая простуда. Ей необходимо беречься вечерних туманов.

«Этот длинноносый генерал, наверное, ее любовник», — думал Климент, дописывая рецепт. То, что сам он был пешкой в ее порочной игре, больше его не оскорбляло. Он только торопился поскорей уйти. Его охватило тоскливое чувство пустоты, которое он испытывал всякий раз при разочаровании. Он даже не задумывался над тем, чего он ждал и почему разочарован, только сознавал, что все это не для него, что он стремился к чему-то, идущему вразрез с истинной целью его жизни.

— Вы здешний? — спросил генерал Бейкер.

Климент кивнул: да, он здешний.

— Что говорят в городе о войне?

И этот спрашивает о войне! Климент насторожился.

— Война далеко от нас, — начал он, взвешивая каждое слово. — Говорят, что, в общем, русские отойдут за Дунай... Впрочем, что мы здесь можем знать! Вы приехали из Константинополя, господин генерал. Настоящие новости там!

— В Константинополе никто бы не поверил слухам об отступлении русской армии. Нам предстоят тяжелые бои, доктор! Никто не строит иллюзий... Однако никто не сомневается в том, на чьей стороне будет окончательная победа.

— Да, действительно, в том, на чьей стороне будет победа, сомнений нет, господин генерал!

Через комнату, направляясь к Маргарет, прошагала тощая, мужеподобная мисс Далайла. Следом за нею шел Филипп. Услышав последние слова Климента, он остановился и вопросительно поглядел на них, засунув пальцы в карманчики пестрого жилета.

— А у нас разговор опять о войне, — обратился к нему Бейкер. — Доктор тоже слышал о том, о чем вы мне говорили.

— Любопытно, не из одного ли источника? — небрежно спросил Филипп.

— Было бы куда любопытнее, если бы из разных! К сожалению, Филипп, я предполагаю, что и ты слышал об этом от майора Сен-Клера.

— Как, это идет от Сен-Клера? Тогда это в самом деле любопытно! — воскликнул генерал.

И он рассказал о ходивших по Константинополю слухах, пересыпая свой рассказ шутками. По его мнению, слухи эти были невероятные, порой наивные, но вполне естественные для того тревожного времени, в которое они жили.

Филипп и Климент слушали высокопоставленного иностранца с интересом, кивали, улыбались ему, улыбались друг другу. Они держались так, как и подобало образованным, хорошо воспитанным и, молодым людям, к тому же соседям и друзьям детства. Но оба в то же время настороженно следили друг за другом. «Я тебя знаю, — говорил взгляд Филиппа. Еще в школе Россия не сходила у тебя с языка. Все вы одинаковы, ваше счастье, что вам верят». А Климент, глядя на него, чувствовал презрение и вместе с тем жалость. Образованный! Умный, деятельный! А для чего? Для себя одного. Куда денутся такие, как он, когда времена переменятся?