Юрий Крутогоров - Повесть об отроке Зуеве

Что скажет луце?

Старики ждут.

Как объяснить?

Как войти к этим людям в доверие?

Что знают они о науке? Могут ли вообразить: есть такая сила, которая могущественнее кого угодно — атамана, царицы, верховного божества Торыма?

Мир для них прост и привычен, как чум. Пространство? Его извечно измеряют длиной пути, который без отдыха пробегает олень. Время? Оно определяется продолжительностью варки пищи в котле. Котел времени. Два котла времени. Три котла времени.

Но есть же в мире свои тайны, неподвластные уму человека? Есть. Об этих тайнах знают духи-кулли, единственные на земле ясновидцы и мудрецы. Их не проведешь. Все видят. Все рассудят. Все растолкуют. Излечат хворобы. Подскажут, когда косяк рыбы угодит в сети. Одним им известно, когда человек родится и когда помрет, когда молвит правду, а когда несет околесицу. Духи-кулли… Глаз племени. Ухо племени. Разум племени.

Поспела рыбная похлебка. Сила разлил ее по мискам.

Только теперь Зуев почувствовал, как проголодался. Ну, похлебка! Жирна, куски муксуна сочны, тают во рту.

Вася внимательнее всмотрелся в лица собеседников. Скулы пошире, глаза поуже; старички да старички. Вот и сейчас Сила, как обыкновенный, усталый от житейских тягот деревенский мужичонка, не скрывает своих печалей:

— Обманывают нас — и не верим. Кругом обманывают. Почему русские не уважают наших духов?

— Я уважаю чужие обычаи. У меня тоже есть свой дух. Это он меня сюда послал.

— Что твой дух в тундре не видел?

— Ничего не видел. Велел до моря идти.

Сила удивился:

— В царском городе моря разве нет?

— Там одно, тут другое.

— Это правда. Тут, у Березова, тепло, на Ямале холодно. Тут есть лес, на Ямале — одни болота.

— Вот видишь. А как через болота пройти? Потому и взял в Тобольске проводника.

Шаману нравится этот парень. Совсем не похож на большого начальника.

— У князя Меньшева на груди была тамга. У тебя тоже есть тамга?

— Орден? — Вася улыбнулся. — Нет у меня тамги.

— Почему царица не дала?

— А я ее и в глаза не видел.

«Врет, — думает шаман. — У всех больших начальников есть тамга».

Снимает с жерди бубен. Железные колечки глухо звякают. Прислоняет бубен к уху. И падает на шкуры.

«Точно в уме повредился», — отмечает Зуев.

Он ждет своей участи.

— Мой дух сказал, — говорит Сила, — чтобы я вывел тебя на берег реки, показать Чарас-Най. Чарас-Най всякий обман увидит.

— Кто Чарас-Най?

— Три дня подожди, узнаешь…

Все становище прослышало о луце из царского города. У него есть свой дух. Совсем молод парень, а, оказывается, большой начальник. Он не желает зла эзингейцам. Из чума в чум передавалось: он вовсе не собирается строить церковь. Правда или нет — скажет Чарас-Най.

За Васей и Петькой по пятам ходили маленькие эзингейцы. Казачонок в их кругу чувствовал себя совершенно свободно. Добрый нрав его сказался в желании обучить самоедских детей русскому языку.

— Береза! — тыкал пальцем в дерево Петька.

— Би-роса-а! — вопили эзингейцы.

— Елка!

— Ио-о-олкя-я!

— Дождь! — Петька тряс головой, приглаживал волосы, утирал рукавом щеки, брызгался речной водой.

— Дос-с-сь, дос-с-сь! — скакали вокруг Петьки счастливые дети и приглаживали волосенки, утирали рукавом лица.

Взрослые самоеды приглашали гостей в свои жилища, угощали морошкой, вяленой рыбой, березовым соком.

Пальцами указывали на север, не скрывая, что прослышали, куда пойдет луце.

— К морю! — подтверждал Зуев.

Показывали, как луце будет охотиться на севере, тянули воображаемые сети. Движения их были точны. Им самим нравилась эта игра. Взмахи рук, плечи были куда выразительнее слов.

Эптухай, гордый, что именно он привел молодого луце в становище, покрикивал на ребятишек, которые старались дотронуться до его гостя, донимали, вертясь под ногами. Ему тоже хотелось сделать Васе что-то приятное. Кто-кто, а он лучше всех знал русских. Особенно поражало, что русские купаются в горячей воде, моют белье в реке, носят ведра.

Эптухай метнулся в ближайший чум, выскочил оттуда с холстинным платком, повязал им голову.

— Смотри, как русская баба тряпки стирает в реке.

В глазах молодого охотника плясали чертики. Положил кривую палку на плечи, тряхнул бедрами, неторопливо, как бы под тяжестью коромысла с полными ведрами, засеменил к берегу. С самой серьезной миной на лице перебирал кучу воображаемого белья, полоскал в воде. Вальком колотил по белью, широко расставив ноги и изредка почесывая спину. С прищуром разглядывал на свет рубахи — нет ли где прорехи? Ай, яй, яй, цокал языком насмешник, совсем рубаха прохудилась у милого казачка. Во всю ширину плеч развернул порты. Повздыхал огорченно: совсем никудышное платье, дырки одни.