Дороти Даннет - Весна Византии

― Слушайте, давайте будем праздновать чуть позже, а сейчас нужно посмотреть эти чертовы списки.

После этого почти все свое время они проводили вместе с писцами, просматривая счета, учетные книги, расписки, потому что теперь им нельзя было допустить ни единой ошибки. Парусник расстался с ними в Анконе, увозя с собой половину наемного отряда Асторре, призванного защитить корабль во время путешествия вокруг Италии. На борту парусник нес двести тысяч кантаров лучших в мире квасцов: годовая выработка ныне закрывшихся фокейских рудников, и вдобавок все запасы из Себинкарахисара. Пару лет назад такой груз принес бы доход в девять тысяч дукатов. Теперь ― втрое больше. Парусник должен был разгрузиться в Порто Пизано, но большая часть товара предназначалась Брюгге и Англии. А перед этим корабль, прибывший из Константинополя, туда же должен был доставить еще триста тонн груза.

Некоторые генуэзцы сошли на берег в Анконе, предпочитая добираться до дома по суше и обойти стороной недружелюбную Венецию. Также в Анконе пришлось отчасти разгрузить галеру, чтобы взять на борт пассажиров с парусника и самые легкие дорогостоящие товары под хорошей охраной караванами мулов отправились во Флоренцию. Туда были посланы некоторые манускрипты, включая «Книгу Захарии». Теперь у Тоби был собственный экземпляр. Николас также отослал туда драгоценные камни, часть специй и красителей; другая же часть перешла на борт парусника вместе с четырьмя великолепными дворцовыми скакунами, дожидавшимися его в Керасусе. Одного коня он намеревался преподнести в дар Пьерфранческо де Медичи во Флоренции, увлекавшемуся лошадьми. Три других скакуна оставались пока у Николаса. Их должна была разместить в конюшнях Алессандра Строцци. На будущее фламандец пока не строил никаких планов: все будет зависеть от желаний Марианы.

Большую часть груза он оставил на борту галеры, которая теперь плыла под собственными знаменами и с прежним именем «Чиаретти». Здесь были тысячи фунтов шелка-сырца, стоившего около двух тысяч флоринов, который должен будет затем отправиться из Венеции во Флоренцию речным путем. Остатки товара он намеревался разделить, обсудив это с женой. Часть останется на складах в Венеции и будет продана на следующей ярмарке. Часть, включая остатки красителей, сушей направится во Фландрию, прежде чем закроются альпийские перевалы. Были здесь и личные вещи. В своей каюте Николас хранил бочонок фиг, апельсинов и винограда, а также марципаны и кое-что еще, ― только для других, а не для себя. Вообще, в его каюте было чрезвычайно тесно. Много места занимали деньги: доход от продажи бархата и шелка с его собственными тремя процентами комиссии, оплата за вояж императрицы в Грузию и остатки серебра Дориа. Еще венецианцы должны были оплатить перевозку ста двадцати тысяч фунтов своего товара. Ну и, конечно, личные вещи: седло, одежда, шкатулка с жемчугом в оплату за часы со слоном. Несчастные часы, должно быть, уже разбитые вдребезги, как символ западного легкомыслия… Еще у Николаса был меч, несколько красивых поясов, доспехи, заранее отправленные в Керасус, перья и изумруды. Забудь об этом. Забудь!..

Для высадки в Венеции он приготовил плоеный дублет и короткое неброское верхнее одеяние с широкими рукавами, отлично сшитые чулки и сапоги. Возможно, стоило еще надеть новый меч, но ничего более. Модонский бальи называл его «сиятельным господином», ― но у него на это были свои причины. Здесь же никто не станет переоценивать ранг и способности бывшего подмастерья. Конечно, теперь он вроде бы разбогател и потому заслуживал некоторого внимания, а большего ему и не требовалось. Богатство и внимание он вручит Мариане, а сам отступит назад и будет наслаждаться ее гордостью. Вот и все.

Ну, не совсем… Отчасти нынешнее волнение и радость были вызваны чисто физическими причинами. Тело сознавало, что долгий пост наконец подходит к концу. Даже среди прекраснейших женщин Трапезунда Николас никогда не утрачивал власти над собой. Покупать наслаждения он также не желал. Ему никогда и в голову не приходило иметь дело с женщиной или девушкой иначе, как по любви. На время голод плоти удалось заглушить… Но теперь все изменилось.

Разумеется, Тоби это заметил. Друзья вообще ― опасные люди. В последний день путешествия он подошел к Николасу:

― Ну?

― Ну что? ― ответил он, и Тоби противно захихикал.

― Боже мой, Николас, зачем?

На самом деле, сбривать почти пятимесячную бороду оказалось долгим и нелегким делом. Еще непривычнее было представить посторонним взглядам бледную кожу, шрам, нелепые ямочки.