— В этом году розы у нас будут великолепны,— пробормотал он.
— Роберт, — сказала его жена, — ты весь уик-энд в какой-то странной задумчивости.,
— Из-за дела Кельно. Непонятная история.
— Вот как? А я думала, что с ним все кончено.
— Как и я. Но внезапно, когда казалось, что Шоукросс уже готов принести извинения в суде, он сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Этот парень Кэди приехал в Лондон и собирается дать бой в суде. Шоукросс присоединился к нему. Самое удивительное, что дело взялся вести Томас Баннистер.
— Том? Довольно рискованное для него решение.
— В определенной степени.
— Ты считаешь, что сэр Адам был откровенен с тобой?
— Этому можно было бы только удивляться, не так ли?
11
Иерусалим — апрель, 1966
Услышав звонок в двери своей квартиры на улице Давида Маркуса, доктор Либерман пошел открыть их.
— Я Шимсон Арони, — сказал стоящий на пороге человек.
— Я ждал, что рано или поздно вы найдете меня, — ответил доктор Либерман.
Арони, известный охотник за нацистами, проследовал за доктором в его кабинет. Ему минуло шестьдесят восемь лет, но возраст не давал представления о его истинных возможностях. Несмотря на глубокие морщины, покрывавшие его жесткое лицо, Арони был проницателен, жесток и неутомим. Словно по контрасту с ним, Франц Либерман был мягок, добр и спокоен.
— Я читал материалы, которые вы публиковали в газетах и журналах. Кого вам удалось найти?
— Моше Бар-Това из киббутца Эйн-Гев. Он сообщил имена остальных. Как предполагается, четырех мужчин и двух женщин, которых удалось найти после всех этих лет. Вы знаете, что сейчас происходит в Лондоне. И я приехал к вам, потому что вы поддерживаете отношения с этими людьми. Нам было бы легче убедить их выступить с показаниями, если бы помог их лечащий врач.
— Я не берусь помогать вам. Они и так уже достаточно настрадались.
— Настрадались. Если вы еврей, вы обречены на страдания. И они никогда не кончатся. Взять хотя бы вас и вашу семью, доктор Либерман. Сколько своих близких вы потеряли?
— Мой дорогой Арони. Чего вы хотите? Заставить их предстать на всеобщее обозрение, подобно диким животным? Чтобы они в открытом суде рассказывали, какому их подвергали унижению? Женщины в особенности так и не смогли оправиться от него. При соответствующем лечении, при внимании и заботе ближних они способны вести то, что можно было бы назвать нормальным образом жизни. Но случившееся с ними они стараются хранить в самых потаенных закоулках своей памяти. И если они снова вытащат на свет эти воспоминания, то рискуют испытать сильнейший шок.
— Это будет вытащено на свет! Мы никогда не позволим забыть то, что было. И при каждой возможности будем выставлять это миру на глаза.
— Годы охоты за военными преступниками ожесточили вас. Я думаю, что вы стали профессиональным мстителем.
— Может быть, я в самом деле сошел с ума, сказал Арони, — когда в селекционном центре Освенцима у меня из рук вырвали мою жену и моего ребенка. Что должно случиться, того не избежать. Мне придется встречаться с ними по отдельности или вы поможете мне?
Франц Либерман понял, что, взяв след, Арони идет по нему до конца. Он никогда не бросал и не отступал. Он доберется до каждого из его пациентов и заставит их испытать стыд, после чего принудит давать показания. В конце концов, если они все соберутся вместе, он сможет приободрить их, думал доктор Либерман.
«Александер, Бернштейн и Фридман»
Адвокаты
8 Парк-сквер
Линкольн-инн
Лондон WC-2
30 апреля 1966 года
Шалом, Александер!
Могу сообщить, что достигнут определенный прогресс. Я встретился с шестью жертвами, чьи имена и предварительные показания высылаю. Мне удалось убедить их, что у них нет иного выбора, кроме как ехать в Лондон. Франц Либерман отправится с ними. Он успокаивающе действует на них.
В ходе беседы мне удалось узнать имена еще двух человек. Одна — Ида Перетц, урожденная Кардозо, которая живет в Триесте. Завтра собираюсь встретиться с ней.
Другой — Ханс Хассе из Амстердама (Хаарлемервег, 126).
Я бы хотел, чтобы вы передали эту информацию в отделение Международного форума еврейских организаций в Гааге.
Буду сообщать вам о ходе событий.
Ваш Арони»
Польша, Закопане — май, 1966
Натан Гольдмарк заметно постарел. Когда его должность следователя тайной полиции по делам военных преступников была ликвидирована, он буквально прогрыз себе путь в высшие эшелоны еврейской секции Польской коммунистической партии.
Читать дальше