Леон Юрис - Суд королевской скамьи

Там, где Гренби-стрит рядом с кладбищем поворачивала, уходя к океанскому пляжу, было пыльное поле аэродрома. Вокруг лежали огороды, и добираться до места приходилось, огибая могильные памятники. В свое время здесь располагалась часть базы

военно-морской авиации, от которой сохранилась парочка старых. строений. Кроме того, тут был склад богатого еврейского торговца Джейка Гольдштейна, который был большим поклонником Бена и владел парой самолетов, одним из которых был «ваго» с узкими длинными крыльями, При полетах на нем от тряски, казалось, вылетали зубы, но он позволял проделывать в воздухе разные номера. Когда Бен начал летать на «ваго», я целыми днями пропадал на поле.

Бен был единственным летчиком-евреем, если не считать мистера Гольдштейна, но все уважали его. И очень любили. Понимаете, в таких компаниях неважно, кто ты по происхождению, так что нам не пришлось снова пускать в ход кулаки.

Гольдштейн финансировал полеты Бена, когда тот ездил по ярмаркам и выступал с воздушной акробатикой. Когда он поднимался в воздух, я бегал по поручениям пилотов, закатывал в ангар самолеты и учился разбираться с двигателями, что мне в свое время пригодилось, Порой Бен сажал меня рядом и позволял держаться за рычаги управления; он учил меня летать. Но когда его не было, другие парни порой тоже поднимали меня в воздух. Я знал, что они просто дурачатся, но когда они начинали делать мертвые петли и кувыркаться в воздухе, то не прекращали, пока меня не выкручивало наизнанку. Выбравшись из кабины, я еле успевал добежать до туалета, где мне выворачивало желудок..

В этой компании был один антисемит по имени Стаси. Как-то, когда Бена не было, он довел меня до того, что я потерял сознание. Кое-кто из ребят рассказал Бену об этой истории, и мы с ним тихонько принялись за дело. Он научил меня всем номерам из учебника.

И в один прекрасный день Бен сказал:

— Эй, Стаси, почему бы тебе не полетать с Эйбом? Думаю, что он уже может сам пилотировать, и, может быть, ты проконтролируешь его вместо меня?

Стаси загорелся. Мы сели в двухместный «ваго», но Стаси не подозревал, что его ручка управления отключена от рулевых тяг.

Бен вытащил понаблюдать на поле всех, кто был на аэродроме. Ну, я выжал из этой сукиной коробки все, что мог. Вверх колесами на бреющем полете я пронесся над взлетной полосой, а потом так резко задрал нос машине, что перегрузка достигла, наверно, не меньше трех единиц. Я глянул назад. Мне показалось, что Стаси наложил в штаны. Но я продолжал крутиться в воздухе, пока он не взмолился пойти на посадку. Тогда я сделал еще несколько петель, заставив его вволю помучиться.

Стаси больше никогда не показывался на аэродроме.

Я был самым молодым летчиком в этой команде, и все шло как нельзя лучше, пока мне не пришлось совершить посадку на брюхо, шлепнувшись на кукурузное поле, когда у меня отказал двигатель. Я не испытывал страха вплоть до того момента, пока самолет не остановился, уткнувшись носом в землю. Тогда я перепугался, выбрался из кабины и заплакал:

— Только не говорите маме и папе!

Я был весь в синяках, и мне пришлось сочинить убедительную историю, что я свалился с крыши гаража, но они все равно узнали правду от страхового агента.

Господи, ну папа и психовал!

— Если ты хочешь сломать свою проклятую шею, Бен, сделай милость, но когда ты берешь такого чувствительного ребенка, как Эйб, и делаешь из него бандита, мне придется запретить тебе подобные поступки!

Мой папа, да упокой, Господи, его душу, с трудом мог вообще что-то запрещать в жизни. Работники его пекарни первыми вступили в профсоюз, и у него никогда не было ни забастовок, ни угроз кровопролития, потому что с ним всегда можно было договориться, Остальные владельцы пекарен были. Готовы линчевать его, но папу напугать было не так-то просто. И он был первым, у кого стали работать цветные пекари. И многие сегодня уже не помнят, сколько мужества требовалось в те дни, чтобы решиться на такой поступок.

Ясно, что после этой истории мне долго не пришлось подниматься в воздух. Пока Бен не погиб в Испании. Тогда я снова стал летать, и папа понял меня.

Я помню до мелочей те дни, когда мы с Беном пробирались сквозь болотистые заросли за школой Дж. Э. В. Стюарта и ловили лягушек. Тут всегда болтались какие-то ребята и мы устраивали с ними лягушачьи бега или затевали игры в камушки. Вот только тут я мог обойти Бена.

Больше всего мне нравилось, когда мы отправлялись к ручью. Рано поутру мы выкатывали велосипеды и спешили к пристани, где за пару монет покупали арбузы. Ребятам их продавали задешево, потому что владельцы барж хотели поскорее избавиться от груза и сняться с якоря.