Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью

Через несколько дней после возвращения Петр вызвал Евдокию в Преображенское. Тайное свидание произошло в почтовой избе. Четыре часа убеждал царь жену уйти добровольно в монастырь, но безуспешно…

А розыск стрельцов шел своим чередом. Сотни смутьянов свозили со всех концов в Преображенское. Допрос с пристрастием чинил сам царь, добирался до корней, искал истинных вдохновителей бунта. Участь стрельцов была предрешена. «А смерти они достойны, — определил царь еще до розыска, — и за одну провинность, что забунтовали и бились против большого полка».

Вскоре начались расправы. Первую партию казнили прилюдно в Преображенском. Собрались не только жители, но и гости — иноземцы. Недавно прибывший из Вены цесарский посол Гвариент напоминал своему секретарю Корбу:

— Отпишите подробно все действия царя Петра, наш король весьма любопытен…

И тот написал:

«…Десятого октября, приступая к исполнению казни, царь пригласил всех иноземных послов. К ряду казарменных изб в Преображенской слободе прилегает возвышенная площадь. Это место казни: там обычно стоят позорные колья с воткнутыми на них головами казненных. Этот холм окружал гвардейский полк в полном вооружении. Много было московитян, влезших на крыши и ворота. Иностранцев, находившихся в числе простых зрителей, не подпускали близко к месту казни.

Там уже были приготовлены плахи. Дул холодный ветер, у всех замерзли ноги, приходилось долго ждать… Наконец его царское величество подъехал в карете вместе с известным Александром и, вылезая, остановился около плах. Между тем толпа осужденных наполнила злополучную площадь.

Писарь, становясь в разных местах площади на лавку, которую подставлял ему солдат, читал народу приговор на мятежников. Народ молчал, и палач начал свое дело.

Несчастные должны были соблюдать порядок, они шли на казнь поочередно… На лицах их не было заметно ни печали, ни ужаса предстоящей смерти. Я не считаю мужеством подобное бесчувствие, оно проистекало у них не от твердости духа, а единственно от того, что, вспоминая о жестоких истязаниях, они уже не дорожили собой, — жизнь им опротивела…

Одного из них провожала до плахи жена с детьми — они издавали пронзительные вопли. Он же спокойно отдал жене и детям на память рукавицы и пестрый платок и положил голову на плаху.

Другой, проходя близко от царя к палачу, сказал громко:

«Посторонись-ка, государь, я здесь лягу…»

Мне рассказывали, что в этот день царь жаловался генералу Гордону на упорство стрельцов, даже под топором не желающих сознавать своей вины. Действительно, русские чрезвычайно упрямы…»

Видывал Апраксин казни и раньше. На то она и царская власть, казнить или миловать. Но такое жестокосердие наблюдал впервые.

Днем рубили головы, вечером забывались в хмельном веселье.

На пирушке впервые Апраксин стал свидетелем необузданной вспышки характера Петра. Видимо, кто-то из недоброжелателей Шеина намекнул Петру, что он за взятки раздает полковничьи и офицерские должности. Когда уже сильно выпили, Петр, глядя в упор на Шеина, сидевшего напротив, неожиданно крикнул:

— И ты вор!

Массивная усатая физиономия боярина побледнела, рот скривился.

— Полковничьи места торгуешь?

Царь вскочил, выхватил шпагу, с размаху ударил по столу перед носом Шеина. Оттолкнул подбежавшего Лефорта, распалился, рванулся через стол, норовя достать Шеина. Ромодановский перехватил шпагу, порезал пальцы.

Царь, не помня себя, колотил шпагой по столу:

— Порублю и твоих полковников, а с тебя кожу сдеру до ушей!

Один Меншиков отважился унять царя, обнял его сзади, шепнул на ухо:

— С кем не бывает, мин херц, все люди грешны, — налил ему любимого венгерского.

Царь мало-помалу отошел, улыбнулся, глядя на Апраксина:

— Почему парик отвергаешь?

— У меня свои власы не хуже парика, от него кожа зудит.

И в самом деле, ниспадающие на плечи светлые волосы красили Апраксина.

— Ты и усы не носишь.

— Каждому свое, государь. Мы с Федор Алексеичем, — Апраксин кивнул на сидевшего рядом Головина, — давно зареклись ни бороды, ни усов не отращивать. Менее забот.

Апраксин явно намекал на боярские бороды, которые то и дело лихо отхватывал ножницами Петр.

После возвращения Петра из Европы иноземные послы в Москве старались использовать каждую встречу с ним для своей выгоды. Совсем не всегда им это удавалось.

В Москву с царем приехал генерал Карлович, представитель курфюрста Саксонии и короля Польши Августа II. Король в Раве Русской, куда заехал Петр, жаловался царю на злокозни поляков. Да и сам Петр не питал симпатии к панам за их непостоянство в политике.