Владимир Шатов: Между жизнью и смертью

- Мёдом что ли там намазано?

- А куда деваться? – возмутился рассказчик. - За пять лет в легионе я побывал по всей французской Африке, в Алжире, в Тунисе, в Марокко, в горах Атласа, всюду... По истечении этих пяти лет отвезли меня в Марсель, высадили на берег, выдали французский паспорт и пять тысяч франков. Вроде много, но шёл 1926 год и эти пять тысяч стоили мало. Что делать?

Микола неловко замялся и жалостливо попросил:

- Корочки не найдётся?

- Возьми. – Сказал Шелехов и протянул потемневший сухарик. - Как же ты дошёл до такой жизни?

- Обыкновенно! – ответил доходяга, блаженно посасывая высушенный хлеб. - Из Марселя поехал в Париж. Скитаясь по оживлённому городу, встретил однополчанина, процветающего товарища по легиону. Через несколько дней устроился к нему переводчиком на небольшую мануфактуру под Парижем. Там работало человек пятьсот эмигрантов, русских и поляков. Мне полагалась казённая квартира и очень приличный оклад. Конечно, принялся откладывать большую часть своего жалованья и, скопив нужную сумму, явился в 1929 году в Советское посольство с просьбой о разрешении вернуться на родину. Милостиво разрешили вернуться...

Микола тяжело вздохнул, обречённо махнув правой рукой и закончил:

- Вот, собственно, и вся моя история. – Горько усмехнулся украинский селянин, ставший французом. - С начала тридцатых годов я уже не выходил из исправительно- трудовых лагерей, да, видимо, и не выйду…

Добавил он, поглядывая на свои распухшие ноги. Да, дневалить просто так не оставляли. Он с трудом встал и, шаркая непослушными ногами, двинулся на улицу.

- Ты с Митрием всё же поосторожнее, – через пару минут предостерёг задремавшего свояка Григорий. - Злопамятный он…

- Да ладно! – отмахнулся Кошевой. - Столько лет прошло…Неужто будем здесь старые счёты сводить?

- Ну-ну!

Хитроумный план заключённого Рохлина полетел, к чертям собачим. Намеченные на раннее утро следующего дня действия по встрече с Мишаней Маленьким нарушил лейтенант Козырев. Секретарь комсомольской организации прииска вечером вызвал Бориса к себе и строго глядя на испуганного зэка спросил:

- Тунеядствуешь?

- Никак нет, гражданин начальник. – Подпрыгнул от усердия артист. – Занимаюсь наглядной агитацией.

Комсорг задумчиво поднял глаза к серому потолку и с усмешкой сказал:

- Почему тогда у нас ничего нет по «финской» войне?

- Материалов маловато, - попробовал отвертеться изворотливый Рохлин. - На чём рисовать?

- Ты не юли! – Предупредил лагерного художника требовательный Козырев. - Лучше подумай, как выполнить решения партии.

- Думаю…

- Просто необходимо отразить борьбу Советского народа с подлыми «белофиннами».- Ставил непосильные задачи энергичный вожак комсомольцев. - Не захотели они, понимаешь, отдать кусок столь необходимой для Ленинградской области земли. Гады!

Борис поднял мохнатые брови домиком, что означало для него усиленную работу мысли:

- А что если на плакатах клеймящих немецких фашистов переписать названия? – Предложил он неуверенно. - В связи с заключением пакта о ненападении с Германией все старые картинки оказались ненужными. Будут финскими фашистами… Кто там знает отличия в форме одежды?

- Молодец! – оценил идею лейтенант. - Вот за ночь и перепиши все плакаты.

- За ночь не успею…

- Я сказал оформить. – Отрезал комсорг. - К обеду завтрашнего дня обновлённая наглядная агитация должна висеть по всему лагерю! Ясно?

- Яснее не бывает. – Смирился Рохлин и побрёл выполнять приказание.

- Опять ночь не спать и Мишаню завтра снова не отблагодарю.

На счёт убитой на мазню ночи Борис погорячился, он справился с заданием за пару часов. Быстро закрасил старые надписи и по мере высыхания красиво написал проклятия агрессивным финнам. Борис даже успел немного заснуть и утром, поручив приставленным к клубу двум доходягам развесить плакаты, побежал в столярку.

В длинном, рублёном из лиственницы здании, с одного конца которого располагалась старенькая пилорама, уже вовсю суетились работники. Двое вчерашних зэков натужно грузили на тележки, поставленные на рельсы, объёмные брёвна.

- Мишаня где? – спросил запыхавшийся Борис.

- В своей загородке. – Ответил ближайший работяга и махнул в сторону отгороженного угла. - Инструктирует новичков.

Рохлин двинулся в бригадирскую коморку, сколоченную из разного хлама с единственной целью, защититься от неотапливаемого помещения столярки. Маленький как раз закончил свои наставления: