Владимир Шатов - Между жизнью и смертью

- За кусок хлеба всех продадут! – возмущался он в душе. - Время придёт и меня заложат.

В один из первых дней его бригадирства Григорий докладывал результаты дневной работы заведующему производством. Сухой, невысокий заключенный, осуждённый по бытовой статье за растрату кассы, слушал невнимательно. Внезапно он опёрся пальцами о край своего стола, грозно приподнялся и крикнул:

- Как стоишь? - заорал бывший кассир, случайно выбившийся в лагерное начальство. - Стань, как следует! Прямо! Теперь докладай.

- Чего орёшь? – совсем опешил Григорий. - Чай не следователь, чтобы орать…

- Ты как разговариваешь?

- Как надо, так и разговариваю…

- Да я тебя Шелехов сгною!

- Попробуй…

- И бригада твоя будет теперь горбатиться на самых дрянных делянках!

Тут Григорий опомнился и став прямо, как в юности перед офицерами, доложил по форме. На душе у него всё переворачивалось, хотелось врезать возомнившему себя пупом земли зэку. Только мысль о голодных членах бригады удержала его, и до хруста сжимая ноющие кулаки, Григорий выслушал получасовую лекцию об уважении к начальству.

- Чай не барин, потерплю.

Через полгода более высокое руководство сняло того с халявной должности, и растратчик вскоре погиб от удара ножа блатного, не слишком расторопно выполнив приказание главного из воров.

Примерно через две недели Григорий сидел на свежем пеньке вырубленной делянки и горячо спорил с хитрованом-десятником. Тот как всегда занижал объёмы заготовленной древесины, приходилось торговаться за каждый квадратный дециметр.

- Вредный ты человек Шелехов! – удивлялся десятник, такой же зэк, как и Григорий. - Меня постоянно подставляешь, ты хоть понимаешь как… Да ты знаешь, как твой объём принимают от меня на складе? Ужас, а не приёмка. Я брат то одного пожалею, тому скощу, а сам потом голой жопой недостачу закрывать должон…

- Какая же недостача? – настаивал Григорий. - У нас всё честно, сколько заготовили столько примай!

- Нет тут двадцати кубов…

- А я говорю есть!

Вдруг Григорий краем глаза, пока не вникая в смысл происходящего, увидел, как стоявший метрах в двадцати работяга резко нагнулся над широким пнём. Он положил на него левую руку и коротко взмахнул топором.

- Аааааа! Больно! – завопил мужик и бросился в сторону Григория. - В Бога душу мать!

Он бежал зигзагами, не разбирая дороги, прижимая к груди искалеченную руку, которая исходила тёмной, дымящейся кровью. Четырёх пальцев как не бывало, они остались лежать на пеньке. Бледнея десятник спросил:

- Шелехов, ты знаешь, что бывает за саморуб?

- Нет.

- Ему десятку накинут, да и тебе достанется!

- Давай пожалеем мужика и не дадим рапорт о том, что он саморуб…

- Чтобы меня привлекли?

- Никто не узнает!

- А мне какой интерес?

- Бери моё пальто. – Предложил Григорий, немного подумав. - Хрен с тобой!

- Вот это другое дело! – обрадовался десятник. - Доброе пальто…

Травму лесоруба провели как производственную. Раненый мужик остался в лагере на подсобных работах, правда его левая рука со временем усохла, но он выжил, бойко таская в лазаретном стационаре ведро с помоями…

- Поменял пальто на четыре пальца. - Подшучивали над Шелеховым бригадные остряки.

За этот случай, или за какие другие, но вскоре кто-то написал на Григория заявление, будто он собирается в побег. Впоследствии выяснилось, что донос настрочил комендант лагпункта. Несмотря на громкое название занимаемой должности, он был обычным заключенным из бытовиков, и главной его обязанностью был присмотр за поведением зэков.

- Тоже мне вошь на палочке. - Кривились бывалые зэки.

Естественно, по сравнению с вольнонаёмными он не имел никаких прав, но зазнавался страшно. Он ходил в сияющих хромовых сапожках и, будучи в хорошем настроении, спрашивал у каждого встречного:

- Слышишь, как рипят? - Комендант весело жмурил и без того узкие глаза. - Знаешь, как я в Москве жил? На заказ шились сапожки, береста в подошве! Вот те рипели!

Казённое начальство долго не разбиралось. Григория сразу сняли с бригадирства, заодно и коменданта турнули. Зато приказали конвойным уделять особое внимание заключённому Шелехову, мало ли что...

- А нужно ли это моим стрелкам? - подумал начальник караула. - Зачем пребывать в постоянном напряжении?

И отдал приказ убить того, якобы при попытке к бегству. Кроме обычной рапортички это для конвоира ничего за собой не влекло. А бежать действительно пытались, и это каралось расстрелом. Как-то было развешано объявление, что за попытки к бегству сорок семь человек приговорены к смертной казни, которая состоится в лагере Каргополя. С каждого лагпункта было взято по два человека для присутствия при казни, чтобы все лагеря знали, что это не слухи, и за попытку к бегству расстреливают без суда.