Сири Джеймс - Тайные дневники Шарлотты Бронте

С дружеской досадой я подтолкнула брата локтем и спросила:

— Почему ты не писал? За последние шесть месяцев я отправила тебе полдюжины посланий, однако ты ни разу не ответил.

— Все это время у меня и минутки свободной не было, к тому же мне не хватало на переписку терпения.

— В таком случае хорошо, что ты приехал домой отдохнуть, — заметила я.

— Папа так скучал по вам обоим, — сообщила Эмили, подхватывая Бренуэлла под руку, когда мы вышли с вокзала. — Если поспешим, то успеем домой к чаю.

— Для прогулки еще слишком жарко, — возразил Бренуэлл. — Давайте сначала заглянем в «Девоншир армс» и подождем, пока жара немного спадет.

Мы с сестрами переглянулись. Нам было прекрасно известно, что на постоялом дворе Бренуэлл непременно потребует выпить, и уж точно не чаю. Одна кружка неминуемо превратится в три или пять; меньше всего нам хотелось, чтобы брат напился в день своего возвращения.

— Я лично обещала папе, что мы сразу же отправимся домой, — сказала я.

— Не так уж и жарко, — быстро добавила Анна.

— Чудесный день, весьма подходящий для прогулки, — подхватила Эмили.

Бренуэлл вздохнул и закатил глаза.

— Прекрасно. Видимо, среди этих девиц мнение мужчины в расчет не принимается.

Мы пошли по главной улице Китли — процветающего городка с бурлящей новой рыночной площадью в окружении красивых зданий. Этот город, расположенный не слишком удачно в лощине между холмами, с небом, временами затянутым испарениями множества близлежащих фабрик, мы посещали все же довольно часто, поскольку его многочисленные магазины предлагали товары и услуги, недоступные в нашей крошечной деревушке.

— Как папа? — спросила Анна.

— Его нельзя назвать ни сварливым, ни раздраженным, скорее беспокойным и подавленным, — ответила Эмили.

— Я очень тревожусь из-за него, — призналась Анна. — Что с ним — и с нами — станет, если он ослепнет? Как, по-вашему, он лишится должности?

— Папа должности не лишится, — отрезал Бренуэлл. — В приходе его очень высоко ценят. И разве ты, Шарлотта, не говорила в своем последнем письме, что отец нанял нового викария?

— Да, мистера Николлса. Я нахожу его на редкость неприятным.

— Почему?

— Он очень замкнутый и необщительный.

— Но компетентный? Он хорошо выполняет свою работу?

— Пока слишком рано делать выводы. Он приступил к ней всего несколько недель назад.

— Мистер Николлс наверняка хороший человек, раз папа его выбрал, — заметила Анна.

— Папа также выбрал Джеймса Смита, — напомнила я, — а он был грубым, заносчивым и корыстным.

— Папа больше не повторит подобную ошибку, — заявил Бренуэлл. — Мистеру Николлсу цены не будет, если в приходе он возьмет на себя хотя бы половину обязанностей отца.

Мы уже достигли окраины города и начали долгий тяжелый подъем по волнистым холмам, мимо фабрик, которые высились у дороги между рядами серых каменных коттеджей.

— Надолго ли ты к нам, Бренуэлл? — поинтересовалась я. — Надеюсь, хотя бы на месяц?

— Я должен вернуться на следующей неделе.

— Вот как! — разочарованно воскликнула Эмили. — Почему так рано?

— Я нужен в Торп-Грин, но в июле снова приеду домой. Возьму остаток отпуска, когда Робинсоны отправятся в Скарборо.

— Чем ты так занят, что не можешь как следует отдохнуть? — спросила я.

Анна метнула на Бренуэлла косой взгляд; брат явно покраснел и поспешно пояснил:

— Я не только обучаю юного Робинсона, но и даю уроки живописи дамам.

— Уроки живописи? — удивилась Эмили. — И как так получилось?

— Довольно неожиданно. Когда я упомянул при хозяйке дома, что в юности изучал рисунок и живопись и год провел в Брадфорде, желая стать преуспевающим портретистом, она настояла, чтобы я написал ее портрет. Миссис Робинсон так порадовал результат, что она попросила научить рисовать и ее, и трех ее дочерей.

— Чудесное применение для твоего таланта, — обрадовалась Эмили.

— Как оказалось, — с энтузиазмом продолжал Бренуэлл, — миссис Робинсон тоже обладает художественными наклонностями. Она так жаждет еще поработать, прежде чем поедет отдыхать, что попросила меня вернуться через неделю.

Дневник! Если честно, новые художественные обязанности Бренуэлла вызвали у меня прилив зависти. Прости меня за эти чувства, которые, как известно, далеко не великодушны, — я постараюсь побороть их; но я столько лет тщетно мечтала стать художником! В юности мы с сестрами и Бренуэллом брали уроки у одного и того же мастера; для меня живопись стала всепоглощающей страстью. Я проводила бессчетные часы, склонившись с мелками, карандашами, пастелью и кирпичиками краски над листами бумаги и бристольского картона, реализуя свои фантазии или скрупулезно копируя меццо-тинто и эстампы знаменитых работ из книг и ежегодников. Когда мне исполнилось восемнадцать, два моих карандашных рисунка даже отобрали для престижной художественной выставки в Лидсе. Но мальчиком был Бренуэлл, и папа решил, что обучение должен продолжить именно он. Я не обиделась на брата, но как же мне самой хотелось освоить масляную живопись! Вместо этого мои уроки прекратились, и со временем я смирилась со своим уделом. [6] Сохранилось почти двести рисунков, набросков и картин Шарлотты Бронте, пленительных даже независимо от авторства. Они отражают врожденное художественное дарование и скрупулезное внимание к деталям, которое позднее проявилось в ее книгах.