Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

Можно верить, можно не верить Симановичу, явно не страдавшему скромностью в описании своего значения при царском дворе. Но исторический факт состоит в том, что Трепов был скоропалительно смещен, а на его место назначен престарелый, больной и безвольный князь Голицын. Трепов продержался на должности Председателя Совета Министров чуть более полутора месяцев. 10 ноября 1916 г. назначен, 27 декабря отправлен в отставку.

А назначение нового, точнее, обновленного кабинета министров происходило анекдотически просто.

Анна Вырубова, убежденная Протопоповым и Симановичем, что фотография с надписью Распутина «старик» есть не что иное, как предсмертное волеизъявление старца, удивленная немало таким составом кабинета, однако, сочла своим долгом доложить императрице. Та вдруг обрадовалась «весточке» с того света любимого старца. Сверхсрочным курьером отослала список супругу в Ставку с припиской: «Ники, сам Бог благоволит».

Царь вызвал к себе Протопопова, вяло поинтересовался:

— Вы знаете этих людей? — и показал ему список, приложенный к фотографии, на которой было начертано «старик».

Протопопов, плут и циркач, изобразил на лице удивление при виде каракулей Распутина. Но обозначенных в списке людей характеризовал положительно.

Измученный военными неудачами, придворными инт ригами и бесконечными истериками благоверной, царь наложил размашистую резолюцию: «Быть посему».

На другой день появился высочайший Указ, и изумленный больше всех князь Голицын со своими министрами побежали на благодарный поклон к Анне Вырубовой. Они-то хорошо знали, что такие дела проходят только через ее руки.

Симанович и К° были в ударе. Они ликовали по поводу очередной царской глупости. Чем хуже — тем лучше! Сработала в очередной раз их знаменитая формула. Но вдруг и на их удачливом небосклоне разразилась гроза: министр Добровольский на первом же заседании нового кабинета министров поставил вопрос о высылке Симановича в Сибирь. Он хорошо знал о его проделках и терпению его, видно, пришел конец.

И Симановича выслали. Но он не успел как следует расстроиться по этому поводу, как был возвращен из ссылки. Не доехав до нее. И этому он ничуть не удивился. Его положение при дворе и в правительственных кругах было достаточно прочным, чтобы не беспокоиться за свою судьбу.

Николай II начинал уже понимать, что войну с Германией ему не выиграть. Заметно поубавилось патриотизма у народа. В военных кругах — неуверенность и нервозность. Приуныли придворные, затаились в правительстве. В Думе только не унимались — продолжали терзать этот вопрос ежедневно.

Алекс проела плешь с этим миром с Германией. И на сон грядущий, и с утра пораньше, когда он бывал дома, — одно и то же: Ники, ну отступись ты! Григорий Ефимович обеспокоен… (он был еще жив.)

Социал — революционеры ведут пропаганду против войны прямо в армейских частях в окопах.

Признаться, ему самому осточертело таскаться по фронтам в железнодорожном вагоне. Хотя он и оборудован по высшему классу под жилье и канцелярию Ставки. Жить на колесах и таскать за собой болезненного Наследника.

Ко всему прочему создалась грозная обстановка в столице: на заседаниях Думы все громче раздаются голоса о свержении царя. Домитинговались господа либералы! В такой обстановке задумаешься. В такой разноголосице не до войны. Не до жиру — быть бы живу.

Хотя поступали и другие данные — Германия сама на исходе сил. И сама ищет пути к миру. Внутри страны не менее горячо. Но не так, как в России. Пожалуй, другого выхода нет, надо принимать условия. Но при этом как‑то сохранить лицо перед союзниками — Англией и Францией. Нужна какая‑нибудь веская причина, якобы понудившая Россию к миру.

Конечно, условия, которые выдвинул Вильгельм, — более чем наглые. Но… Если учесть сложившуюся обстановку и приглушить самолюбие, то…

Николай уже в который раз бросил взгляд на письмо с мирными предложениями Вильгельма, вторую неделю лежавшее на столе, мозолившее глаза. И снова не удержался, крутнул головой. Польшу придется отдать. Прибалтийские губернии — тоже. Правда, Россия получает часть восточной Галиции и свободный выход через Дарданеллы. Можно, конечно, согласиться. Успокоится Алекс, поулягутся страсти в стране. Дума и социалисты попритихнут. Матушка — та взбеленится — позор! А с нею и великие князья. Но те всегда недовольны….

И снова стал прикидывать и так и этак. И опять получалось, что если он продолжит войну из‑за Польши и Прибалтики, то может потерять всю Россию: постоянное отсутствие в столице все более и более развязывает руки революционерам. А неудачи на фронте буквально сжигают его авторитет в народе. Вот и получилось, что вместо ожидаемого всплеска патриотизма и отвлечения народа от революционных брожений он получил как раз обратный результат — активизацию революции и озлобленность народа.