Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

Когда же убили Распутина, Протопопов оказался единственным практически человеком, на кого мог опереться Император. В это время противостояние Думы и правительства достигло наивысшей степени. Надо было примирить правительство с Думой или отправлять его в отставку. И тогда Вырубовой пришла в голову «счастливая» мысль — помирить председателя Думы Родзянко и Протопопова, а через них и Думу с правительством. Мысль первой фрейлины пришлась царице по душе. Она убедила мужа сделать так. И вот в один из докладов Родзянко царь неожиданно вызвал к себе в кабинет Протопопова. И между ними состоялся разговор, оставивший стороны непримиримыми навсегда.

Дело в том, что еще совсем недавно Родзянко и Протопопов состояли в одной партии октябристов, оба входили в состав Думы 3–го и 4–го созывов. Одно время Протопопов был даже товарищем председателя и вот тебе — сатрап царя! Особо доверенное лицо.

Вызов Протопопова в кабинет царя, когда там находился Родзянко, был неожиданностью для того и другого. Именно на неожиданности ситуации и хотел сыграть царь. А потому, улыбнувшись по своему обыкновению загадочно, он встал из‑за стола, закурил и подошел к окну. Так он делал всегда, если ему надо было оттянуть время в сложном разговоре. К тому же, пусть ретивые подумают, погадают, зачем это Император свел их здесь, в своем кабинете.

— Нуте — с, Михаил Владимирович, — повернувшись к приглашенным, сидящими друг против друга в глубоких креслах, обратился Николай к Родзянко. — Как вы думаё-, те, зачем я пригласил Александра Дмитриевича?

Родзянко недоуменно пожал плечами, хотя уже догадывался о замысле царя.

Николай перевел взгляд на Протопопова.

— А вы, Александр Дмитриевич?.. Я знаю, что оба вы примерно догадываетесь. А потому без лишних слов предлагаю — протяните друг другу руку. И сразу все станет на свои места…

Протопопов сделал движение, похожее на желание подать руку Родзянко. Но тот сердито нахохлился.

— Ну как же так? — с укоризной обратился к Родзянко Император. — В это трудное для России время, когда раздоры и неповиновение грозят отечеству катастрофой, вы затеяли между собой нелюбезные отношения… — И вдруг глаза у Николая сделались холодными. — И все вы, любезный Михаил Владимирович. Что вы на министра затеяли критики с трибуны Думы? Популярности перед народом захотели? Так вы предостаточно популярны.

Родзянко выпрямился в кресле, демонстрируя свое несогласие со словами Императора.

И тот не сдержался, сказал еще более жестко:

— Или вас зависть одолела — почему не вы министр, почему он министр?

Родзянко вскочил с кресла.

Царь холодно отвернулся к окну. Долго молчал, покуривая. Потом, повернувшись, очевидно, взяв себя в руки, сел за стол, спокойно, но каменно — тяжело и непримиримо молвил:

— Любезный мой Михаил Владимирович, если вы намерены оставаться моим другом, то протяните руку примирения Александру Дмитриевичу. Если же нет, то…

Родзянко стоял неподвижно. Только синие желваки играли на скулах. Николай вскочил с места, что было с ним крайне редко. Вышел из‑за стола и не оборачиваясь,

сказав Протопопову: «Идемте, Александр Дмитриевич!», вышел из кабинета, даже не попрощавшись со строптивым председателем Государственной Думы.

После этого приема между царем и Думой началась открытая конфронтация.

Протопопов, оскорбленный поведением Родзянко, поощренный высочайшим доверием, вызвал Родзянко на дуэль. Тот вызов принял.

Царь демонстративно уехал в Ставку перед самым открытием Думы нового созыва. И уже там он получил сообщение от царицы о том, что Протопопов и Родзянко намерены стреляться на дуэли.

Ко всем скандалам и неурядицам не хватало еще этого. Царь телеграфом вызвал к себе в Ставку Родзянко и приказал ему немедленно отклонить вызов Протопопова. На этот раз Родзянко уступил. Он написал письмо Протопопову, что вносит поправку в свой прием вызова, он согласен стреляться, если тот получит письменное разрешение царя на дуэль.

Между тем в правительственных кругах, в Думе, в высшем Свете при дворе распространялись слухи один невероятнее другого. И каждый сочинял в меру своих амбиций. Одни уверяли, что царь вызвал в Ставку Родзянко для того, чтобы поручить ему реорганизацию правительства, другие уверяли, что он вызвал его для назначения на пост министра. Но те и другие ошибались. Царю сейчас было не до этого. Более всего ему нужен был покой и согласие в обществе. Высший свет и правящие крути буквально раздирали злоба и сплетни. А сам он задыхался в этой нездоровой атмосфере. Но скрытые силы исподволь раскручивали маховик несогласия. И вместо покоя и стабильности при дворе и в правительстве закручивался новый смерч раздоров. И царь не в силах был противостоять ему, невольно увлеченный злыми вихрями, подписывая все новые и новые неожиданные назначения и смещения с постов. Удивляя мир небывалым взлетом одних и сокрушительным падением других. Были моменты, когда казалось, что Дума берет верх над правительством. Неожиданно получил отставку Председатель Совета Министров, престарелый Штюрмер. И вместо него назначен Трепов. Родзянко ликовал — правительство возглавил его человек. Среди сторонников Протопопова и К° воцарились паника и уныние. Но Трепов с первых же дней своего председатель ствования повел себя слишком круто и перегнул: на первом же приеме у царя он поставил ему свои условия, что министры должны назначаться не царем, а им, Председателем Совета Министров. Перегруженный военными делами царь, поколебавшись немного, согласился с таким условием, понимая, однако, что это вызовет неудовольствие и, может, даже истерику императрицы. Но все же пошел на уступку, думая хоть этим унять несговорчивого и колючего Родзянко.