«Когда он (Распутин. — В. Р.), — пишет Симанович, — говорил о своей будущности, я ему советовал теперь же оставить Петербург и царя, до того, пока его враги окончательно не выведены из терпения».
«Ты восстановил против себя дворянство и весь народ. Скажи папе и маме, чтобы они дали тебе один миллион английских фунтов, тогда мы сможем оба оставить Россию и переселиться в Палестину».
«Я владел в Палестине небольшим участком земли и мечтал конец моей жизни провести в стране моих праотцов. Распутин также имел влечение к святбй земле. Он соглашался с моим планом переехать туда».
Но «Распутин имел сильно развитое самомнение…» Он говорил: «Люди, подобные мне, родятся только раз в столетие», «…падение его беспокоило больше, чем смерть».
О таком настроении Распутина свидетельствует не кто-нибудь, а сам Арон Симанович. Многие уже знали, кто стоит за Распутиным и какими средствами держат в узде всемогущего старца. И, естественно, гнев людей распространился и на евреев.
Ополчилось против Распутина и духовенство. В лице его бывших друзей — монаха Илиодора и епископа Гермогена. Илиодор преследовал Распутина с настойчивостью фанатика. Это по его указке бросили поленья под колеса машины, когда Распутин возвращался с очередной попойки с Виллы Роде, чтоб устроить ему катастрофу.
Но шофер вовремя отвернул, и беда его миновала. Это он подговорил к убийству Гусеву в селе Покровском. Та распорола Распутину живот. С распоротым животом, придерживая выпавшие кишки руками, Распутин прибежал домой и только этим спасся. Потом на него налетели молодые офицеры с шашками и револьверами, когда он вышел было в круг танцевать в той же Вилле Роде. И, наконец, обласканный им Симеон Пхакадзе, которого он выбрал себе в зятья, во время одной попойки попытался убить его. Но рука у него дрогнула, и вместо Распутина он выстрелил себе в грудь.
После этого случая самоуверенный Распутин и вовсе решил, что теперь уймутся заговорщики. Что сила его воздействия наведет страх на них. И потому не придал особого значения приглашению князя Феликса Юсупова, где обещал быть и сам великий князь Дмитрий Павлович.
«Будь осторожен! — пишет Симанович о том, как он его предупреждал об опасности в связи с этим приглашением. — Чтобы они там с тобой не покончили.
— Что за глупости! — ответил он. — Я уже справился с одним убийцею, и с такими мальчишками, как князь, я также справлюсь. Я поеду к ним, чтобы этим доказать перед царем мое превосходство над ними всеми!»
Распутин не был таким простаком, каким представляет нам его в некоторых местах Симанович. К тому времени он уже ясно сознавал, в какую «кашу» влип. Ему завидовали, его ненавидели. Все! С одной стороны — высший Свет, который не мог простить ему то, что он, простой мужик, стоит так близко к царю, имеет на него огромное влияние. И забрал власть над ними. С другой стороны, тоже из зависти, а частью из патриотических побуждений, — на него ополчилось духовенство; с третьей — народ его возненавидел. Люди видели в нем источник беззакония и беспорядков в стране. Поняв это, Распутин задумался как ему быть? И пришел, очевидно, к выводу, что он должен уйти. Но как? Добровольно он не может — это выше его сил. Но если он не уйдет добровольно, — его убьют. Это уже было ясно. И это было страшно. Но еще страшнее удалиться с позором. Под улюлюканье вслед. И он всерьез подумывал о смерти. Насильственной. Размышлял так: если его убьют, он превращается в гонимого страдальца, великомученика. Этот исход больше всего ему подходил. И, как показали дальнейшие события, — он был прав.
В общем, с некоторых пор в нем заговорил обреченный человек. Которому терять нечего. Подсознательно он искал смерти, готов был к смерти. Только в смерти он видел праведный выход, все остальное он сознательно отринул. Он почувствовал необоримое стремление к этому исходу и в этом как бы находил некую точку опоры и смысл дальнейших действий.
В те роковые для него дни он повел себя более чем странно. С точки зрения стороннего наблюдателя. Тогда как с внутренней логикой он был в полном согласии. Поэтому на все уговоры не принимать приглашения князя Юсупова он упрямо стремился к нему, предчувствуя раз вязку: или он в самом деле окажется непобедимым, или найдет себе достойный конец.
— «Но мы не можем допустить, чтобы ты пошел, — пишет по этому поводу Симанович, — они тебя там убьют.
— Никто не может запретить мне ехать, — настаивал он. — Я только жду «маленького» (так называл он Юсупова. — В. Р.), который за мной должен заехать, и мы поедем вместе».
Читать дальше