Мгновение душевной теплоты между учёным и Софией-Шарлоттой прервал Фридрих-Вильгельм, подбежавший, чтобы спрягаться за материными юбками. Георг-Август вытащил из ведра большой бенгальский огонь и выбрался на балкончик. Точно скопировав позу с росписи потолка, он целился в кузена, словно Юпитер, занесший молнию над смертным.
Лейбниц откланялся, чтобы София-Шарлотта могла отчитать сына. Проходя под глобусом, он увидел, что туфельки принцессы Каролины мелькают из стороны в сторону: она поворачивалась то к Георгу-Августу, то к Фридриху-Вильгельму, напевая детскую песенку, которой выучилась у наставницы-англичанки: «Энни-венни-менни-май… женишка за хвост поймай… Англия, Пруссия, выбирай… да смотри не прогадай… энни-венни-менни-май!»
Мехико, Новая Испания
Суккот 1701
Ты скипетр золотой
Презрел; теперь прими железный жезл,
Который поразит и сокрушит
Твою строптивость [42] Перевод Арк. Штейнберга.
.
Мильтон, «Потерянный рай»
— Каррамба! — вскричал Диего де Фонсека. — Кукарача упал в тортильи моей жены!
Мойше увидел это раньше, чем де Фонсека, и вскочил ещё до того, как возглас «Каррамба!» эхом возвратился от дальней стены тюремного двора. Когда он навис над столом, его огромные чётки — грецкие орехи на кожаном шнурке — окунулись в миску с мёдом. Рукав задрался, обнажив лестницу рубцов — от старых до совсем свежих; плечевой сустав громыхнул, как бочка на булыжной мостовой. Почти каждый из сидящих за столом почувствовал отзвук боли в своих плечах и с шумом втянул воздух. Улыбка Мойше превратилась в жуткую гримасу, однако он всё же схватил тарелку сеньоры де Фонсека и стряхнул тортильи на стол.
— Разрешите положить вам другие…
Диего де Фонсека покосился на жену, которая запрокинула голову, сократив число своих подбородков до трёх, и разглядывала лиственный полог, вибрирующий от шестиногой живности. Начальник тюрьмы, тоже человек солидной комплекции, повернулся к Мойше и сказал:
— Очень по-христиански с вашей стороны… но мы предпочитаем тортильи на свином сале и впервые видим, чтобы их готовили на оливковом масле…
— Я могу отправить индейца за…
— Не хлопочите, мы уже сыты. К тому же…
— Я как раз собирался это сказать! — встрял Джек. — К тому же вы с сеньорой сегодня отправитесь домой!
Начальник тюрьмы подвигал челюстью и глянул на Джека с тем же чувством, с каким его супруга минуту назад рассматривала таракана. По счастью, сейчас внимание сеньоры было занято другим.
— Вы здесь так печётесь о чистоте, — заметила она, поглядывая на соседнюю галерею, в которой несколько заключённых водили по каменным плитам пучками ивовых веток, — а садитесь есть под навесом из лиан.
— Судя по тону, вы дивитесь нашей безалаберности, в то время как дама, в меньшей мере наделённая христианским милосердием, рассердилась бы на нашу грубость, — сказал Мойше.
— Вот-вот! Те малые с прутьями не столько подметают пол, сколько секут его!
— Это монахи-евреи, которых мы арестовали в доминиканском монастыре три года назад, — объяснил Диего.
В устах другого начальника инквизиционной тюрьмы фраза прозвучала бы осуждением, если не приговором. Однако тюрьма, которой заведовал Диего де Фонсека, слыла самой мягкой и попустительской во всей Испанской империи. Он просто сообщил факт, после чего затолкал в рот обмазанную мёдом лепёшку.
— Тогда всё понятно! — воскликнул Мойше. — Доминиканцы невероятно богаты, у каждого монаха по пять индейцев в услужении, где им было научиться домашнему хозяйству. — Он сложил ладони рупором. — Эй, брат Христофор! Брат Пётр! Брат Диас! Здесь дамы! Попробуйте мести двор, раз уж вы машете вениками!
Три монаха, выпрямившись, взглянули на Мойше, затем вновь нагнулись и принялись сгонять пыль с каменных плит. Вулканический пепел заклубился у их колен.
— Что до жалкой кровли, прошу нас простить, сеньора, — продолжал Мойше. — Нам нравится отдыхать во дворе после допросов у инквизитора, вот мы и уговариваем лианы расти так, чтобы они заслоняли нас от полуденного солнца.
— Тогда вам следовало бы удобрять их навозом, а то я отчётливо вижу сквозь них звёзды…
Естественным ответом было бы: «Навозом?! Вот уж чего у нас вдоволь — священники льют его нам в уши целыми сутками, а мы радостно возвращаем инквизитору!» — однако прежде, чем Джек успел это выпалить, Мойше, взглядом приказывая ему молчать, произнёс:
Читать дальше