— Но самое любопытное заключалось в том, — закончил я рассказ, — что лев оказался слепым. Какая-то болезнь еще в молодости выела ему глаза, и там, где срослись веки, остались только рубцы, как от старых ран.
— Ты ходил по этой дороге в самую темную ночь? — с еще большим любопытством спросил меня рыцарь Джон.
— Да, но не почувствовал ничего, — признался я ему. — Ничего. Видимо, я не рожден для власти и могущества, чтобы познать их тщету.
Глава 4
О двух дорогах, ведущих из одной ночи
В полночь мы покинули стены Аль-Кудса. До выезда из города мне полагалось замыкать отряд. Едва я вступил в ворота, как один из привратников — в ту ночь ими были телохранители султана — сунул мне в руку маленький кусок пергамента, и я очень удивился, когда прочитал при свете факела несколько написанных на том пергаменте слов.
Затем я поспешил вперед, встал во главе отряда и повернул на восток, на Дамасский торговый путь, с которого нельзя было сбиться и безлунной ночью. Днем, до самого заката, у древней оливы, стоявшей на пересечении пути с Дорогой Одинокого Льва была привязана течная кобылица. Там мой жеребец заржал, я легко направил его на Львиную тропу. Он содрогнулся и помчался по ней во весь дух, увлекая за собой остальных. Казалось, в одно мгновение ока (а ведь у слепого ока — и вечность как один миг!) мы обогнули всю Масличную гору, спустились в Гееннскую долину [45] Гееннская долина — низменность, прилегавшая к южной стороне Старого Иерусалима. Стала синонимом преисподней, поскольку некогда в ней сжигали мусор.
, пронеслись мимо Сиона. Город остался уже далеко позади, когда Яффская дорога откликнулась звонким стуком под копытами наших коней.
— Вот так скачка! — переведя дух, пробормотал рыцарь Джон. — Будто сам дьявол их нес!
Прочие подавленно молчали. Внезапная свобода, сытный ужин, одежды мамлюков и наконец бешеный галоп в темной ночи забывших про поводья коней — все эти чудеса заставили бывалых воинов растерянно смириться с любыми поворотами судьбы. Новая жизнь явно казалась кафирам необыкновенным сновидением, заставшем их в темнице. У меня даже и мысли не возникло пересчитать их, как овец.
Некоторое время отряд двигался спокойным шагом, пока вдали, справа от дороги, не замерцали огни и не появилось маленькое зарево, как будто кто-то за холмом разжег сильный костер.
Проехав еще немного, рыцарь Джон остановил коня, и у него за спиной разом стих цокот копыт остальных жеребцов.
— Пресвятая Дева! — прошептал он в испуганном изумлении, — Да ведь это же Эммаус!
Действительно, огни горели как раз в том месте, где, по преданию, пророк Иса после своего чудесного воскрешения явился на дороге двум своим ученикам.
С детства не страшась ночи, я, однако, и сам бы не на шутку встревожился, если бы в начале пути не прочел тех слов на маленьком куске пергамента.
— Там нас ожидает короткий привал и славное угощение, — попытался я успокоить доблестного рыцаря.
По неясному во тьме движению его руки, можно было угадать, что он перекрестился.
— Хоть райские кущи посули, я на милю не подойду! — пробормотал рыцарь Джон.
— Боишься, что твой пророк Иса накажет тебя за присягу королю-иноверцу? — не сдержавшись, уколол я рыцаря.
Мне всегда было любопытно испытывать христианские души, чтобы понять, как они устроены.
— Бог таких красных огней не зажигает, — твердо сказал рыцарь Джон, будто повидал уже все огни: и на небесах, и в преисподней. — Туда, верно, забрались бесы. Да и сам ты бес! Хоть убей, туда не пойду!
Остальные тоже уперлись на месте и угрюмо молчали. Хорошо, что хоть не блеяли испуганно.
Признаться, я растерялся, не зная, что делать. Однако великий султан, мир да пребудет над ним, оказался прозорлив. От Эммауса к дороге быстро потекла вереница факелов, и вскоре отряд был окружен двумя десятками всадников из личной стражи султана. На мою радость, их привел катиб аль-Исфахани. Он обратился к рыцарю Джону с такими словами:
— Великий султан, да возвеличит его Аллах над всеми властителями, велит кафиру, присягнувшему ему на верность, вместе со своими воинами посетить место, священное для всех христиан.
«Такое паломничество им и не снилось!» — пришла мне в голову веселая мысль.
В безлюдном месте, где когда-то находилось селение Эммаус, остались развалины христианского храма, построенного ромейской царицей Ириной [46] Ирина (ум. 803) — жена византийского императора Льва VI, после смерти мужа управлявшая государством с 780 по 802 гг. Активно содействовала укреплению Православия, восстанавливая иконопочитание, а также — разрушенные и запущенные храмы и монастыри.
и разрушенного пять веков назад, в пору персидского нашествия на Палестину. В ту ночь сохранившееся щербатые стены были освещены огнями изнутри и снаружи, и перед входом в базилику был поставлен стол с нехитрым угощением — овечьим сыром и вином, уже разлитым по глиняным плошкам.
Читать дальше