«Значит, если я проявлю истинное милосердие, то ты признаешь, что сегодня Иисус Христос, которого вы считаете Сыном Божьим, невидимо находится здесь, на моей стороне, — и султан указал на стоящую рядом часовню, — а вовсе не с вами, франками.»
«Пути Господни неисповедимы», — в глубоком смущении проговорил Балиан упавшим голосом.
«Ты, а не я, сказал о расплате, — сказал довольный султан. — Христиане должны заплатить хотя бы за нелегкий труд моих воинов. Иначе мои воины возропщут первыми, а потом поднимут свои голоса правители других стран на землях Пророка. Хотя одного моего слова было бы достаточно, чтобы христиане константинопольской веры [123] Имеются в виду православные.
открыли мне ночью ворота. Они перед нами не виноваты… Итак я назначаю очень милосердный выкуп. Десять динаров за каждого мужчину, пять за женщину и всего один за ребенка».
«Ты воистину милосерден, великий султан, — сказал Балиан, — но никак не менее двадцати тысяч несчастных никогда не смогут оценить твоего милосердия. Они торопились скрыться в стенах города, побросав все свое имущество, и с них не возьмешь и дирхема, даже если подступишь с кинжалом к горлу.»
«Тогда сто тысяч динар за всех несчастных, — предложил султан и, заметив, что франк ничуть не воспрянул духом, удивился: — Неужели народ вашего малика стоит дешевле его самого?»
«Ста тысяч мы не сможем собрать, — развел руками Балиан. — Самое большее — тридцать.»
Султан некоторое время размышлял и наконец принял окончательное решение:
«Самый дешевый раб-христианин не может стоить дороже самого безродного мусульманина, попавшего в рабство к христианам. За эту сумму я отпущу не больше семи тысяч. Вам придется выбрать тех, кто достоин свободы, а кому придется искупать грехи предков.»
Султан Египта и Сирии Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб вступил в Священный Город Иерусалим на другое утро. То была пятница, второй день октября года 1187-го от Рождества Христова. А по мусульманскому календарю наступил двадцать седьмой день месяца раджаба 583-го года хиджры, годовщин чудесного путешествия Пророка Мухаммада в Святой Город, которое Пророк совершил ночью во сне.
Тут я обратился к рыцарю Джону с просьбой продолжить рассказ, ведь он доблестно защищал Иерусалим и был свидетелем того, что произошло после его сдачи. Но Джон Фитц-Рауф ответил резким отказом.
— Нет! — без всякого колебания решил он и властно поднял руку. — Продолжай сам! Нам с Анги будет стыдно рассказывать о том, что ты видел своими глазами. Тебе легче. Ты ничего не скроешь. Продолжай, Дауд.
— Но ведь вы, мессир, доблестно сражались, и сам Балиан Ибелинский предлагал вам свободу… — удивляясь, пытался я направить на славного рыцаря весь свет, разгонявший тьму той зимней ночи.
Однако Джон Фитц-Рауф прервал меня еще более резким тоном.
— Неважно! — воскликнул он и вдобавок шлепнул рукой по столу, будто запечатывая навеки все, что помнил и знал. — Ныне это не имеет никакого значения. Продолжай! Расскажи нам всем, что видел ты и не кто другой.
А я видел в тот далекий день, как Балиан Ибелинский передавал султану сундук с тридцатью тысячами динаров. То была городская сокровищница. Она значительно опустела еще перед началом осады, и теперь многие об этом пожалели.
Я видел, как рыцари Орденов Госпиталя и Соломонова Храма, отдавая за себя по десять динаров, уходили, не оглядываясь, и уносили с собой сундуки, содержимое которых, наверно, оставалось весомее городской казны и могло бы спасти от рабства не одну тысячу их несчастных единоверцев.
Я видел, как изумленно качали головами мусульмане, когда католический патриарх Ираклиус невозмутимо выложил свой выкуп и двинулся прочь с таким же большим и тяжелым сундуком.
Я видел, как потекли из города два людских потока — один радостный, как весенний ручей, а другой истощенный и горестный, как последняя вода в пересыхающем русле. Свободные покидали стены Иерусалима через Цветочные врата, а невольники — через врата святого Этьена.
И тогда произошло нечто такое, что многие христиане в последующие дни признавали чудом не меньшим, чем если бы султан вдруг отступился от города и ушел со своим войском из Палестины. Одна пожилая женщина-христианка, получившая свободу даром и оставшаяся доживать свой век в Иерусалиме, уверяла меня, что видела своими глазами, как сам Иисус Христос появился на миг рядом с султаном и его братом, что-то шепнул им и они оба кивнули, беспрекословно подчиняясь Его воле.
Читать дальше