Валентин Рыбин - Азиаты

Августовским утром, когда уже ветровая стынь по Волге волнами пошла, потянули шхуну с туркменскими гостями волжские бурлаки. Накинули на плечи ремённые лямки, пошли с ворчанием: «Эх, мать… кого только не приходилось таскать на себе! Теперь, вот туркменцы барами к самой царице едут!» И потянулись унылые дни, похожие один на другой, с частыми остановками, с ночными кострами на берегу, с ужином и чаепитием в грязных деревянных корчмах, с длинными дощатыми столами и такими же лавками. Пьяная голытьба гуляла в корчмах, разговляясь бражкой да самогоном. По приплытию шхуны с заморскими ханами на пристанях появлялись городовые с полицейскими, выдворяли из харчевен пьяных мужиков и сопровождали к столу именитых гостей. Непотребные девки тёрлись около гостей, садились бесстыдно рядом и принимали угощение от туркменцев. Однажды, под Царицыном, разговорились туркмены о лёгких нравах русских девок. Онбеги Суергап сказал:

— У них, у русских, всё очень свободно, не то, что у нас. Говорят, когда солдаты идут по деревне и, если не видят на воротах у дворов мужских шапок, то без страха заходят в дом и начинают заниматься любовью с женщинами. А если в этом доме уже есть солдат, то он вешает на ворота свою шапку, чтобы его никто не тревожил.

Слушая Суергапа, туркмены вдоволь насмеялись и усомнились в его россказнях. Тогда Суергап заявил:

— Вон впереди уже видна деревня. Давайте пошлём, своих слуг — пусть они войдут во дворы, на которых нет шапок.

Едва шхуна причалила к берегу и бурлаки бросились в корчму, четверо слуг отправились к деревеньке. Ханы, стоя у борта, с интересом ждали, чем закончится их поход. Прошло совсем немного времени — из деревни донёсся собачий лай и крики женщин: «Охальники проклятые! Ишь, что надумали! Ату их!» Собаки мчались за бегущими женолюбцами, хватая их за полы и пятки. Взобравшись, наконец, на шхуну, они долго ещё ругались. Ханы и Арслан смеялись до упаду над неудачным похождением слуг…

В Царицыне водное путешествие туркмен закончилось. Полицейские с градоначальником помогли выгрузить вещи. Пришли телеги, крытые парусиной: вещи погрузили на них. Затем подали тарантасы для туркменских ханов. Заночевали туркмены в гостинице, в крашеных барских номерах на пуховых перинах. Чуть свет выехали в степь и поволоклись по намокшей дороге. Вокруг до самого горизонта — ни кола, ни двора, только степь да островками небольшие лесочки.

Арслан ехал в одном тарантасе с Камбар-беком. Сорокалетний хан, аккуратный и щеголеватый, несмотря на то, что родился и прожил всю жизнь в Хорезме и на Мангышлаке, тем только и занимался, что неторопливо» по одной волосинке выщипывал бороду, приводя её в такой вид, чтобы начиналась она под губой с «полумесяца» и раздвоенно — ложилась на грудь. Хан два раза в день заставлял слугу чистить ему сапоги и смазывать дёгтем. Беспокойный и заботливый, он в то же время два раза в день отдавался сну, а ночью, сидя у костра, жаловался на скуку и сетовал:

— Хорошо тому, кому здоровье не позволяет… А у меня, слава Аллаху, душа всё время требует общения с женщинами. Надо было взять двух молодых гелин с собой, заодно бы русскую землю увидели.

— Да, Камбар-бек, правильные слова говоришь, — соглашался Онбеги-Суергап. — Каждый хан, хивинский, бухарский или киргиз-кайсацкий, когда в путь-дорогу отправляется, то всегда с собой гарем тащит. Только одни туркменские ханы жён дома оставляют. Откуда у них такой дурной обычай пошёл?

— От стыдя сидеть рядом с бабой, — сказал Кара-батыр. — Да и какой туркмен захочет сидеть в гареме, когда все остальные джигиты на конях с саблями несутся в бой?! Если врагу сражение проиграешь, то и гарем врагу достанется. А когда дома жёны сидят — надёжнее.

— Ай, лучше всего вообще о них не думать! — с чувством воскликнул Арслан. — Я два года в Хорезме и на Мангышлаке был и ни разу не вспомнил о своей гелин! Что толку вздыхать?

— Да, это видно, ты парень стойкий и сдержанный, — согласился Камбар-бек. — Ты и в корчмах, когда мы их сажали к себе за стол, стороной держался, словно бы сам баба или евнух!

— Ладно, Камбар-бек, давай без оскорблений. Плохое это дело, когда один другого оскорбляет. — Арслан нахмурился и отвернулся и, помолчав, добавил: — Мы, арзгирские, так воспитаны, что на каждую, продажную девку не бросаемся.

— Ты прав, Арслан, не будем ссориться, — пошёл на попятную Камбар-бек. — Но скажи мне, Арслан, разве можно постороннему человеку в такой стране, как Россия, найти порядочную женщину? Порядочные не продаются ни за какие деньги…