Роберт Штильмарк - Пассажир последнего рейса

В его резком жесте было столько злобы и грубости, что у Макара вдруг заколотилось сердце. Ему припомнился дорожный рассказ Андрейки-мужика. Бог весть до чего может довести сейчас этих лесных людей старинная, бередящая душу песня! Макару чудилось, что вот-вот откроется всем какая-то горькая душевная тайна, вырвутся из сердец отчаянные и злые признания, от которых все сразу переменится в этом темном доме…

Но произошло совсем другое!

Неуловимо быстрым, предостерегающим движением Марфа далеко перегнулась через стол и прижала рукой гитарные струны. Мелодия оборвалась. Степан уронил бутылку, перескочил через лавку и притаился у дверей, вслушиваясь в звуки со двора. Там цепной пес захлебывался лаем, шла какая-то возня у ворот, скрипнул снег под окнами… Кто-то поднялся на крыльцо. Послышался негромкий, но требовательный стук в запертую дверь, что вела со двора в сени.

— Чекисты! Ихняя повадка! — шепнул Артамон.

Сашка быстро вынул из кармана свой револьвер и сунул в миску с остывшими щами, от которых и парок давно не шел.

— После в сени неприметно вынесешь! — приказал он хозяйке. Тем временем Степан отодвинул засов и впустил гостей. Не задерживаясь в сенях, трое вооруженных вступили в горницу.

Первый — в кожаной тужурке с меховым воротником, двое других — в солдатских шинелях. У кожаного — револьвер в кобуре на поясе, фуражка; остальные с винтовками и в старых солдатских папахах. Все трое — в валяных сапогах, только у кожаного они белые, совсем новые, у остальных — серые, поношенные. У человека в тужурке — клочковатая бородка клинышком, его спутники — давно небритые, с отросшей щетиной.

Бородач в тужурке окинул взглядом горницу и подошел к столу. Приподнял и посмотрел на свет недопитую бутылку, толкнул ногой на полу другую, оброненную Степаном, потом насмешливо спросил хозяев:

— Что же это вы, товарищи, сразу и притихли? У вас тут пир горой шел, песни попевали, самогоночку попивали — и вдруг такая тишина? Вы что ж, нас и за гостей не признаете?

Сразу же сменил шутливый тон на деловой:

— Ну коли пришлось потревожить ваш пир, прошу внимания. Хозяева нам давно известны, а вновь прибывшим придется предъявить документики… Вы кто? — повернулся начальник к Макару — тот сидел ближе к входу.

От одного слова «чекисты» Макар чуть не упал с лавки. Похолодела спина, хотя сидел он почти прижатый к печи. Мелькнула мысль о тюрьме, строгих допросах, о том, как поведут его длинным коридором с каменным полом… Все это Макар так ясно представил себе со слов Стельцова… «Настигли! Настигли!» — выстукивало в ушах и в сердце.

— Вы даже отвечать не хотите, молодой человек?

Начальник нахмурился, а Макар… молчал, как давеча на летном поле. Подала голос Марфа:

— Чего набычился, чучело? Есть у него документ, граждане. Покажи начальнику свою бумагу. Да ты оглох, что ли, идол?

Макаркино пальтишко висело на гвозде у двери. Марфа сама достала школьную справку. У начальника чуть дрогнули брови при чтении.

— Так тебя звать Макарием Владимировым? Ты из Кинешмы? Фамилия… знакомая как будто… Очень приятно встретиться с тобою, так сказать, лично. Что ж ты тут делаешь в лесу? Не скучаешь? Давно из Кинешмы?

— Сродственник он нам дальний, — начала было Марфа. — Погостить приехал из города, подкормиться малость.

— А ты не лезь, пока не спросили! — вдруг со злостью оборвал ее Степан. — Без тебя начальники разберутся, кто кому сродственник…

Макар и вздохнуть был не в силах. У него так сперло дыхание, что он и впрямь мог упасть со скамьи. Сашка Овчинников не выдержал:

— Вы бы, гражданин военный, мальчонку зря не пугали. Сами видите — сомлел со страху.

Кожаный начальник с любопытством посмотрел на Макаркиного защитника. В горнице никто и шевельнуться не смел.

— А вы кто такой, господин адвокат? Подойдите сюда! Дайте ваши бумаги.

Овчинников пересек комнату и протянул начальнику документ с оттиснутым в углу фиолетовым штампом: «Яшемская трудовая сельскохозяйственная религиозная община-коммуна». Начальник спросил почти ласково:

— Скажите-ка, вы не родственник яшемскому конскому торговцу Ивану Овчинникову?

— Брат родной.

— Вот как. А лошади, которых в конюшню поставили, чьи?

— Были казачьи, станут монастырскими, а покамест я за них перед братом в ответе.

— По нашим сведениям, эти лошади… приобретены сомнительным образом. Придется кое-что тут проверить… Вы, что ж, прямо из Области Войска Донского следуете?