Роберт Штильмарк - Пассажир последнего рейса

Давно приметил Сашка и еще один след в лесу: санки на широких полозьях, натертых воском. Различить его способен лишь опытный глаз — след хотя и недавний, но он совсем запорошен; Сашкин спутник еще не видит, что едут они по чужим отметинам… Между тем Сашка уже знает от Макара, что в ночь выехал посланец отца Николая за Волгу, и теперь у Сашки есть надежда, что напал он именно на этот след. Может, доведет до тайного скита? А там? Согласится ли Савватий проводить гостя до женской обители? Неужто Тоня откажется хоть словечком перемолвиться?..

Из-под складок овчинного тулупа торчит в санях Макаркина голова в большой шапке. Глядит во все глаза на лесные дива, но и охотничьей обязанности не забывает: на его попечении живой поросенок, завязанный в мешке. Мальчик пригрел его под тулупом, чешет поросенка между ушами и сует в зубы то хлебца кусочек, то сладкого жмыха — все для того, чтобы поросенок раньше времени не завизжал и не захрюкал.

— Не подмерзаешь, друг-охотничек? Небось надоело колесить? Да и лошадь приустает, потеть начинает. Присматривай местечко для привала.

Макар предложил остановиться под красивой развесистой елью. Вся засыпанная снегом, она возвышалась одиноко над мелколесьем. Сашка засмеялся.

— Неладно выбрал! Снег с нее от костра таять будет, за шиворот тебе натечет. И дров сухих близко нет.

Выбрали выворотный корень палой сосны. Когда на корнях выворотня заиграл огонь костра, они и днем, при хмуром небе и лесном полусумраке, словно зашевелились, как сказочные щупальца. Обед быстро поспел.

Лошадь сочно хрупала овсом в торбе, даже поросенка пустили на притоптанный снежок, накрытый еловым лапником. Расплывчатое пятно солнца стояло вполдерева, когда охотники наелись, а лошадь отдохнула.

На этом лесном привале Макар по душам разговорился с Сашкой. Дескать, бог весть что там доведется испытать в белом стане, даже если доберутся они туда со Стельцовым ну и с остальными офицерами, что где-то здесь прячутся…

— Здесь? — удивился Сашка.

— Ну да, здесь. Отец Николай к ним давеча и посылал нарочного, отца Афанасия. Отсюда они на Каму пробираться хотят и меня берут с собою, от чекистов спасти. За мной, знаешь, как чекисты гоняются?

— Это за что же?

— Да так, за многое. Я в корпусе кадетском на офицера учился.

— Вон что. Сколько же тебе сейчас годов?

— Много. Четырнадцать уже исполнилось.

— Да, для чекистов ты — самый страшный зверь. Только тебя им поймать — и всей войне конец. А больше за тобой грехов нет? В русских людей не стрелял?

— Что ты, Саша, упаси бог. Только вот имение чужое на меня записано. Это, говорят, хуже всего. Чекисты меня считают и офицером и помещиком, значит. Ну и гоняются.

Сашка не очень хорошо понял суть Макаровой беды с чужим поместьем, но одно стало ясно: отец протоиерей спрятал Антонину подальше, потому что ее пострижение в монахини совершено было обманом при заведомо живом отце и женихе… А участники банды нашли приют в монашеском скиту. Увезти с собой тайными тропами должны не только обманутого парнишку, но и новоявленную скитницу Анастасию, то есть Тоню.

Вспомнил Макар еще одну подробность. Об этом монахини сообщили Серафиме Петровне, а попадья при мальчике упомянула в разговоре с мужем. Отец Николай помогал в соборе обряду пострижения Антонины. При этом владыка Ефрем спросил протоиерея: не достаточно ли все-таки было бы возвести Антонину в чин рясофорной монахини? [5] Рясофорная монахиня — особо отличившаяся послушница, получающая право носить черную рясу монахини, не будучи полностью отрешенной от мира. Но именно отец Николай настоял на немедленном пострижении в монахини и отправке в самый строгий заволжский скит… Слушая мальчика, Сашка позабыл о дороге, и о переправе, и о монастырском курьере… Костерик уже угасал. Птицы стали ближе подлетать к месту привала. И вдруг издалека разнеслось по лесу ржание чужой лошади.

Вмиг Сашка завалил остатки костра снегом, велел Макарке спрятаться под тулуп в санях, а сам припал к сплетенным корням выворотня. Стал близко слышен конский храп, голос человека, понукавшего лошадь. Из-за поворота тропы на Сашкин след, тоже почти занесенный порошей, выехали санки. Сашка узнал сразу — монастырские, лубяные, легкие, на широких вощеных полозьях… Закутанный в доху человек и не глянул в сторону затаившихся охотников, проехал мимо…

Охотники собрали посуду, сняли овсяную торбу, с конской морды и тронулись по тропке, проложенной курьером.