Чабуа Амираджиби: Дата Туташхиа. Книга 2

Отец с сыном потоптались еще немного и отправились за топчанами.

Игра возобновилась, но было ясно, что никто об игре не думал.

В дверь просунулась Кику. Она оглядела всех, кто был в зале, и, убедившись, что нет ни отца, ни брата, подбежала к дверям в хозяйскую половину, заглянула и туда, прислушалась – родных поблизости нет, подлетела к столу Квалтава и, схватившись за подол платья, быстро сдернула его и осталась нагой.

Она стояла, в одной руке держа платье, другой – прикрыв глаза. Стройное упругое тело в свете свечей переливалось молочной белизной. Кику была тоненькой, в меру округлившейся изящной девочкой.

Едва разбойники подозвали Кику, Туташхиа понял – все, что должно произойти, неминуемо произойдет, и, повернувшись лицом к камину, сидел уже не шевелясь. Бодго Квалтава лишь украдкой, искоса взглянул на Кику. Куру Кардава побагровел и, опустив голову, бесцельно ворошил деньги.

– Ох-х-х! – вырвалось у Казы Чхетиа, и его рука потянулась к груди Кику. Вытянутый палец осторожно, будто испуганно, коснулся соска. Кику вмиг очнулась, набросила платье и кинулась прочь.

Квалтава кивнул на Куру Кардава, сидевшего не поднимая головы, и загоготал:

– Чего это мальчик рот раззявил?

Куру только теснее сжал губы.

Каза Чхетиа победителем оглядел нас.

– Ну, что я говорил? Разденется как миленькая. – Это он обратился ко мне.

– За три червонца потийский полицмейстер разденется,– повторил Бодго Квалтава.

Кику вернулась вместе с отцом и братом.

Дуру поспешил к стойке. Он явно ничего не подозревал и был совершенно безмятежен, но Дзоба был как взведенный курок.

– Иди, сынок, спать, – сказал Дуру.

Однако встревоженный мальчик заупрямился, и отец твердо повторил свои слова. Дзобе пришлось повиноваться – ноги, казалось, едва несли его.

Кику бегала из комнаты в комнату, расстилала постели.

– Поди-ка, Дуру, взгляни на лошадей, – сказал Каза Чхетиа.

– Сию минуту, Каза-батоно, иду! – с готовностью ответил Дуру, вытер тарелку и отправился на конюшню.

– Поди сюда, девка, – немного выждав, позвал Каза Чхетиа.

– Чего еще тебе? – Кику выглянула из-за занавеси.

– Поди сюда, говорю... тогда и узнаешь, чего мне.

Она подошла.

Каза Чхетиа вынул кисет, развязал шнурок и высыпал на ладонь золотые монеты. Их было штук двадцать – двадцать пять, червонцев и пятирублевок. Раскрытой ладонью, на которой поблескивало золото, он медленно провел у самых глаз Кику, высыпал монеты обратно в кисет и сунул кисет в карман.

– Видала, да?.. Приходи ко мне сегодня ночью, и все эти деньги будут твои!

Я посмотрел на Кику. В ее глазах светилась алчность поярче, чем в глазах Казы Чхетиа.

– Придешь?

Она помолчала.

– А что мне у тебя делать?

– А что женщины у мужчин делают... – сказал Каза Чхетиа и улыбнулся.

Она смутилась и пошла на свою половину.

Монах наскоро помолился и отправился спать.

Я никогда не был смельчаком и не искал славы сорвиголовы. Я всегда был осмотрителен и разумен, но здесь меня словно поднесло к краю пропасти. В голове мигом сложился план действия. Я сказал Туташхиа:

– Дата Туташхиа! Я много хорошего слышал о вас. Вы пользуетесь репутацией честного, справедливого человека. Почему вы безразличны к этому злу? Ведь гибнет человек!

Туташхиа взглянул на меня, и явно лишь потому, что я назвал его истинное имя. Потом перевел взгляд на разбойников – и опять, чтобы понять, услышали они мои слова или нет. Лишь убедившись, что никто ничего не слышал, он сказал:

– Не мое это дело. Только если дело коснется меня самого, оно – мое. Никто не стоит моего вмешательства. Придет к нему Кику сегодня ночью. Если вмешаться, может, и не придет. Но потом все равно по-своему сделает, только еще похуже... Покончил я с такими делами.

Я бросился к Казе Чхетиа и затарабанил:

– Что вы делаете? Как вам не стыдно?! Лучше уж силой... Слышите?.. Лучше изнасиловать...

Дружки с интересом разглядывали меня, как собачонку, невесть с чего залившуюся лаем, пока Каза Чхетиа не наградил меня звонкой оплеухой и не взялся снова за карты.

Туташхиа раскуривал трубку, выпуская причудливые клубы дыма, и был явно поглощен своими мыслями.

Я едва доплелся до своей комнаты, упал на постель и заплакал.

Скрипнула входная дверь духана, стукнули засовы. Я испугался, что Дуру услышит мои всхлипывания, заподозрит неладное, а эти мерзавцы решат, что я нарочно хочу предупредить хозяина, и тогда мне конец. Я сглотнул слезы.