Дворецкий отворил двери и впустил гостя в дом.
– Могу ли я забрать свою картину? – с порога спросил барон.
– Конечно, ваша милость, – скрывая волнение, поклонился дворецкий. – Только есть одно печальное обстоятельство. Дело в том, что наш хозяин внезапно заболел.
– Да что вы говорите?! – театрально ужаснулся барон. – Как неприятно! Я бы наведался в другое время, но завтра мне нужно уезжать во Францию, поэтому я обязательно должен забрать картину. Ах, как же все некстати! Можно сказать вашему хозяину несколько слов благодарности? Я не сильно его потревожу?
– Боюсь, что нельзя, ваша милость. Граф Браамкамп почивает.
– Может быть, тогда я поговорю с его внучатой племянницей? Она, надеюсь, вчера благополучно вернулась и сможет что-нибудь сказать о портрете?
– Это возможно. Только барышня тоже чувствует себя дурно. Она не отходит от кровати его сиятельства со вчерашнего вечера, с тех пор как произошел сердечный приступ. Но я о вас доложу.
Дворецкий поднялся по лестнице, а барон, оставшись один, стал расхаживать в нетерпении и даже насвистывать какую-то мелодию.
– Сердечный приступ! Сердечный приступ! – два раза повторил он вслух. – Какая досада! – И добавил чуть слышно: – Почему он еще жив?
Дворецкий вернулся и жестом пригласил барона пройти в покои хозяина.
– Большое спасибо! Я буквально на минутку! – заверил Анатас Рефицюль, шустро поднимаясь по лестнице.
Наверху барон остановился, и дворецкий увидел, как ноздри у него расширились и он, будто охотничий пес, начал втягивать носом воздух, улавливая запахи. Не дожидаясь сопровождения, барон развернулся и сам, будто знал верное направление, устремился в сторону спальни Браамкампа, странно склонив голову набок и задрав подбородок. Он подошел к дверям, принюхался еще раз и решительно их отворил.
Первое, что увидел барон, войдя в комнату, была девушка, сидевшая на стуле спиной к нему. Ее голову скрывала накидка, но она была в синем платье Анны Белль, знакомом барону, и пахла ее духами. В центре спальни стояла огромная дубовая кровать с массивными спинками, по углам которых размещались деревянные шары. Через щель в балдахине виднелся грузный человек, лежавший на спине. Его тяжелое дыхание было отчетливо слышно в комнате, погруженной в тишину.
– Его сиятельство барон… – дворецкий запнулся, представляя вошедшего.
– Анатас Рефицюль, – любезно подсказал тот.
– Я схожу за картиной в библиотеку, – поклонился дворецкий и к неописуемой радости барона вышел из комнаты.
– Вот это славненько! Никаких лишних свидетелей! – произнес Рефицюль изменившимся тоном, как только дворецкий скрылся за дверями. – Ну, что ты молчишь? Ты, конечно, не узнала меня в этом моем облике. Мне и самому в этой скорлупе ужасно неудобно.
Девушка даже не повернулась в его сторону.
– Я никому и ничего в этой жизни не прощаю – такой принцип! – продолжал он зловеще. – Ты посмела вмешаться в естественный ход событий там, на площади, помнишь?
Девушка сгорбилась под накидкой и молчала.
– Ты решила помешать мне – мне! – выполнить важную миссию. Ой-ой-ой! Вы, земные твари, не имеете права это делать. Такое преступление карается… смертью!
С этими словами барон подскочил к девушке и грубо сдернул с нее накидку. Изольда обратила к нему бледное лицо.
– Это… не ты-ы-ы!!! – завопил ошеломленный барон, и в эту секунду девушка плеснула в него водой из кувшина!
Барон схватился обеими руками за голову и сквозь его пальцы повалил едкий дым. Моментально запахло паленым мясом. Он оторвал руки от лица – Изольда в ужасе увидела, как части его щек, надбровий и лба отделяются и падают, обнажая под собой совершенно другие черты. На ладонях барона остались прилипшие ломти кожи. От боли и ужаса он завизжал противным голосом. Его плоть то отваливалась кусками, то расплавленным воском сползала с поверхности желтой маски.
Визг барона все нарастал и перешел в оглушительный свист. Он закрутился на месте и кинулся к кровати. В этот момент мнимый больной вскочил и, вытянув руку со шпагой, ткнул острием в грудь нападавшего.
Удар получился двойной мощности, так как Рефицюль двигался навстречу клинку. Шпага изогнулась, но, не войдя и на миллиметр в твердое, как металл, тело, сломалась пополам.
В спальню ворвался дворецкий, остававшийся все это время за дверью, и бросился на барона сзади, обхватив его руками и навалившись всем весом. Люцифер понял, что его надули. В порыве нечеловеческой злости он вскинул руки в стороны, от чего дворецкий взмыл в воздух, с силой ударился о потолок и рухнул к основанию стены. Барон разинул огромную красную пасть, чуть не разорвавшую его лицо на две половины, а из его глазниц вырвались два ярких испепеляющих луча, пронзивших стену. Он стал вращать руками – от этих круговых движений в помещении возник вихрь, закрутил все вокруг в дьявольском смерче, подхватив Изольду, дворецкого, Василия Андреевича, стулья, кресло, подсвечники и канделябры, а вслед за ними дубовую кровать Браамкампа. Люди и предметы перемещались по кругу, ударяясь друг о друга, отчего вазы и посуда разлетались на мелкие осколки, а круглые деревянные шары со спинок кровати били с размаху о стены, оставляя заметные впадины. Кровать, перевернувшись, рассыпалась, простыни и шторы, сорванные со всех карнизов, извивались, будто воздушные змеи…
Читать дальше