Артем Тарасов: Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль

На подъезде к Амстердаму волнение Анны Белль значительно спа́ло. Это могло быть следствием усталости от дороги, но девушка надеялась, что была какая-то другая причина: опасность, которую она ощущала в течение пути, скорее всего миновала…

Вот наконец появились знакомые очертания особняка. Анна Белль открыла двери своим ключом и вбежала внутрь. Следом вошел отпустивший лейтенанта Рябцев с шедевром Питера де Хоха в руках.

Девушка столкнулась с дворецким и, не дожидаясь приветствий, взволнованно спросила:

– Как он? Что с ним?

– Примите мои соболезнования, госпожа Браамкамп. Лекарь сказал, что этот удар стал для нашего господина роковым.

– Что?! Дедушка умер?..

– Мы привели тело в порядок, подвязали руки полотенцем, чтобы они заняли правильное положение в гробу… Сейчас рядом с ним Изольда.

– Как это случилось? Когда?

– Сегодня утром. В библиотеке. Мы нашли его на полу.

– Но дедушка выздоравливал… Это не могло случиться само по себе… Должна быть причина, – с трудом произнесла Анна Белль, борясь с подступившими слезами.

– Нет, – покачал головой дворецкий. – Никаких причин я не заметил. Это случилось вскоре после того, как дом покинул тот господин…

– Какой господин?

– Барон… с очень странной фамилией. Мы можем зайти в библиотеку. Там письмо, в котором упомянуто его имя.

– Зачем он приходил?

– Он принес картину, чтобы хозяин ее осмотрел. С письмом от французского коллекционера… этого, как его… месье Клоделя, по-моему.

– От какого Клоделя?! – выпалила Анна Белль. – Месье Серж Клодель умер в прошлом году в Париже. Я скрывала это событие от дедушки, чтобы он не переживал…

Они спешно проследовали в библиотеку. Туда же с картиной де Хоха в руках направился сопровождавший Анну Белль отставной офицер. Столкнувшись с трагедией, он был готов помогать во всем.

– Вам же было известно: графу Браамкампу нельзя волноваться. Зачем вы впустили в дом незнакомого господина? – говорила Анна Белль.

– Сначала он передал письмо, а потом хозяин сам приказал его привести, – оправдывался дворецкий.

Горничная зажгла в библиотеке свечи. В их трепещущем свете Анна Белль увидела портрет на подставке.

– Спасибо вам за участие, – поблагодарила она Рябцева. – Поставьте де Хоха вон там, рядом со столом.

– Может быть, вам нужна помощь, мадемуазель? Я мог бы задержаться…

– Нет. Пока мне ничего больше не надо. Примите мою искреннюю благодарность.

– Тогда вот мой адрес в Амстердаме. – Отставной офицер протянул ей лист бумаги. – В любую минуту, днем или ночью, если потребуется, сразу же посылайте за мной. Я отвечаю за вас перед его сиятельством графом Шуваловым и почту за честь служить внучке героя Гангутского сражения! – торжественно произнес он и откланялся.

– Вот имя человека, который приходил, – сказал после небольшой паузы дворецкий, – его зовут барон Анатас Рефицюль. Хозяин вполне мирно беседовал с ним в течение получаса. Насколько я слышал, они договорились, что господин барон вернется за картиной завтра к вечеру.

Анна Белль неотрывно смотрела на портрет.

– Хорошо. Теперь оставьте меня одну и ложитесь спать. Ужинать я не буду.

Слуги подчинились твердому приказу девушки. Вначале Анна Белль ничего особенного в портрете не заметила. Однако, присмотревшись, неожиданно обратила внимание на правый глаз изображенного человека. Левый был обычным, но сквозь правый как будто кто-то смотрел на Анну Белль из холста. Чем больше девушка концентрировала на этом внимание, тем яснее ощущала присутствие внутри картины того, кто все пристальнее разглядывал ее в ответ.

Анна Белль взяла письмо покойного Сержа Клоделя и убедилась, что рядом с подписью стоит недавняя дата. Конечно, бумажка была фальшивкой! Но сам портрет казался подлинником. Анна Белль знала, что в их коллекции есть еще одна работа Кристофа Амбергера – она, не вывешенная, находилась в стопке картин в гостиной на втором этаже.

Анна Белль внимательно прочитала имя и фамилию барона, приходившего к дедушке Герриту несколько раз. И вдруг поняла, что произошло! С омерзением отбросив письмо, она резко подняла взгляд на портрет мужчины с разными глазами и, набравшись духу, жестко приказала: