Я всегда ломал голову, проходя утром к свободному очку (чем дальше от входа, тем спокойнее), – как его приветствовать? По Уставу? «Здравия желаю!»? Глупо. Не приветствовать вообще? Неловко… Короче, получалось что-то вроде штатского «Доброе утро», на которое он отрывал взгляд от передовицы в уже промятом «Советском воине» и отечески кивал, приветствуя глазами.
Он был командир настоящий и толковый.
А вот после него прислали – ни рыба ни мясо, рыхлый какой-то – и телом, и, как оказалось, душой. И как командир – никакой. И в сортире вверенного ему нашего подразделения я его никогда не видел; ходил, наверно, в штаб бригады, чтоб «делать это» с равными по званию…
Ну да ладно, это я все не для того затеял, чтоб зубы поскалить, а для того, чтоб статистическую базу под свои выводы подвести.
Объясняю:
Сортир наш был – в чистом песчаном поле построенный сарай: длинный, обитый толью. Крыша двускатная, тоже толь. Вход (дверей никаких!) один, зато широкий, как ворота. Внутри по центру – ряд колонн из светлой обтесанной сосны (на них на вбитых гвоздях – свежие газеты). По обе стороны от колонн в деревянном настиле – два ряда дыр… Все просто.
И еще: было в нашем сортире непривычно – просто удивительно! – светло.
Так вот, пока дойдешь до свободного очкоместа, поневоле будешь знать, как сегодня батальон радиационной разведки гадит. И уже погадил – внизу, под настилом.
Жидковато гадит.
Жидковато гадит батальон радиационной разведки.
Гораздо жиже, чем на обычных военных сборах, не «специальных». Я, конечно, не имею в виду случаев, когда боеспособность части вконец подорвана дизентерией. А так – я уже говорил – от армейских беспрерывных каш обычно крепит. Но тут, в чернобыле…
Чтоб сразу было понятно:
Газета в армии – это сортирное чтиво.
Не из каких-то там особых идеологических соображений, а просто по определению, потому что она на бумажном носителе; а бумага (любая, о туалетной я вообще молчу) – дефицит в армии.
Информация о чернобыле в газетах?
Она нас на самом деле не очень-то и интересовала.
Потому что она у нас была.
Ну разве так – похихикать над тем, что пишут и что передают.
А больше мир вне наших границ интересовал…
Вот поначалу – да, поначалу страшно интересно было
читать о чернобыле –
и быть в чернобыле
сравнивать: ты ж все это видишь… Я на будущее научился (кстати, очень полезный навык оказался)… как бы это сказать?., восстанавливать, что на самом деле происходит, – по тому, что об этом в газетах пишут…
И какое это было сравнение?
Да, в общем, никакого… Как бы вам это объяснить… Ну вот.
Представьте.
Стоит перед тобой такой гер-ррой – в парадной военной форме, все начищено, блестит, строевая стойка, грудь колесом – такой красавец, богатырь – ну, ор-рел!
…Но ты находишься в такой позиции, что видишь его как бы сбоку – и видишь: задница-то у него голая (и к тому ж, похоже, извиняюсь, обосранная)…
Вот такое вот было сравнение, когда в чернобыле – «о Чернобыле» – в газетах читал. Очень полезный навык оказался.
Книги в армии плохо читаются, это и до чернобыля было (и не мной одним) на опыте установлено: вроде и без дела сидишь – ждешь там чего-то обычно, и книга есть, а – не идет… Как-то действительность эта окружающая – цвета хаки замечательного – от себя не отпускает, не дает от себя уйти в книжный мир – в другую реальность…
Вот – книга Гаршина.
Купил я ее в Чернобыле – в городе Чернобыль, в универмаге.
«Рассказы».
В мягкой обложке.
Как приличный книгочей, обернул бумагой.
Газетой. Что вообще-то неприлично (типографская краска мажется), но другой бумаги просто не было.
И, кажется, читал.
Потому что когда вернулся, обнаружил на обертке-обложке, у корешка – грязь (в смысле «несколько фоновых уровней радиации») – там, где руками берешь. Обложку выбросил – книжку оставил.
…Но настолько не до нее – не до книг! – там было, что ощущение такое, как будто и в руки не брал ее вообще! Это уже после, по возвращении из чернобыля, я Гаршина всего перечитал… [29]
«Из всех искусств важнейшим для нас является кино».
Это сказал Владимир Ильич Ленин.
И то же самое сказал бы любой из нашего лагеря.
Кино – это любимое развлечение лагерного люда.
Чтоб не сказать – единственное (не считая, естественно, работу: на АЭС и разведку).
Причем учтите сразу один момент (я об этом еще пацаном в книге Зощенко прочитал): на передовую, на фронт Великой Отечественной войны, привезли авторы только что сделанное кино о войне. Надеясь, естественно, на то, что его хорошо примут. А солдаты – солдаты были, мягко говоря, очень и очень не в восторге от того, что им будут показывать войну: и так надоела, проклятая, в печенках сидит, на что б другое посмотреть… Съемочная группа очень была расстроена.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу