Марк Алданов: Истоки

— Адин порция бульон, — сказал Али-египтянин и вытащил бутылку водки. Пронесся радостный гул.

За заставой они закусили и выпили.

— Один шнапс не шнапс, два шнапса тоже не шнапс, и только три шнапса это полшнапса, — сказал Али-египтянин. — Так говорят волжские немцы. Эх, братцы, рад я, что увижу матушку Волгу.

— А я не люблю уезжать из Питера, — сказал, вздыхая, шпрех. — Говорят, только в одном городе на свете есть такая набережная, да я не помню, в каком. Еще приведет ли Бог все это увидеть?

— А вы что, помирать собрались? — спросила мимистка-физиономистка.

— В нашем деле нельзя знать. Может такое случиться, что костей не соберут. Я ведь и на трапеции работаю.

— Зачем же говорить о том, что может случиться? — сказал Рыжков. — А если на арене и умрешь, то почетнее смерти нельзя желать! Всю жизнь служил своему делу и смертью послужил. Это самое главное: трудиться и уважать свой труд.

— Это вы верно говорите, — сказал шпрех. Али-египтянин тоже одобрительно кивнул головой.

— Правда, правда, — подтвердила мимистка-физиономистка.

— Теперь, говорят, страхуют от увечья, да я не верю: одно надувательство, — сказал Али-египтянин. — Ну, что ж, Алешенька, по третьему шнапсу? За нашу-то, за помещицу Мамонтову, она всегда тебя звала Алешенькой. Уехала от тебя, старый?

Они выпили еще по рюмке. Али-египтянин закупорил и спрятал бутылку. Шпрех приятным тенором затянул цирковую песню:

— Это он правильно. Отъезжая, надо петь, — сказал Алексей Иванович.

Все подхватили хором:

На протяжении 1930-х годов Алданов публиковал романы только на современную тему: после трилогии «Ключ», «Бегство», «Пещера» выступил с романом «Начало конца». Поселившись в начале второй мировой войны в США, он решил возвратиться к историческому жанру, к предыстории событий, воплощенных в трилогии, стал с 1942 г. писать «Истоки».

Работа над этим самым крупным по объему из его романов продолжалась до 1946 г. Параллельно Алданов печатал короткие рассказы на актуальные, подсказанные войной темы, участвовал в создании в Нью-Йорке толстого литературно-художественного и общественно-политического журнала на русском языке. Он назывался «Новый журнал» и выходил раз в квартал, почти в каждом его номере печатались новые произведения писателя. Постепенно роман отодвигал на задний план все другие дела. Алданов задумал ввести в сюжет образы цирковых артистов и, чтобы достоверно изобразить характеры и обычаи неизвестной ему среды, отправился с бродячим цирком в турне по Соединенным Штатам. «Он знал, что быт и атмосфера этих цирков едва изменяются с годами и широтами. В результате даже в цирковой технике, описанной в романе, и там „комар носа не подточит“. Писательская честность Алданова действительно была беспредельна», — свидетельствует мемуарист А. Бахрах. [303]29 июня 1945 г. Алданов сообщил И. А. Бунину: «Кроме „Истоков“ я ничего не пишу»!.. [304]

Русское книгоиздательское дело за рубежом в первые послевоенные годы находилось в упадке. Сначала «Истоки» появились в переводе на английский язык (1947) под названием «Before the Deluge» («Перед потопом»). В 1948 г. Книжное общество Англии избрало это произведение лучшим романом месяца. Лишь в 1950 г. роман появился на русском языке, его выпустило в двух томах парижское издательство «YMCA-Press». Деление на два тома было предпринято издательством, а не автором: на выставке «YMCA-Press» в Москве осенью 1990 г. демонстрировался автограф письма Алданова в редакцию, Б. М. Крутикову, от 29 сентября 1948 г., где писатель сообщает, что ему все равно, выйдет роман в двух или в трех томах.

Вскоре после публикации «Истоков» в журналах русской эмиграции появились две в корне противоположных оценки романа: поэт Георгий Иванов увидел в нем проповедь безверия и скептицизма, нашел его вредным («Возрождение», Париж, 1950, № 10), историк М. Карпович, напротив, назвал «Истоки» лучшим произведением Алданова, продолжающим толстовскую литературную традицию («Новый журнал», Нью-Йорк, 1950, № 24).

В дальнейшем в русской зарубежной критике возобладал именно этот взгляд: многие мемуаристы и критики считают «Истоки» выдающимся историческим романом. А. Бахрах приводит слова И. А. Бунина: «Под характеристикой Александра II не отказался бы поставить свою подпись сам „Лев Николаевич“!» Алданов считал наиболее удавшимися в романе две сцены: операцию и смерть Дюммлера и цареубийство. [305]Хотя роман привлек внимание англоязычных читателей, а в 1953 г. был опубликован в Барселоне в переводе на испанский язык, Алданов предназначал его в первую очередь соотечественникам. «Кого в Америке могут интересовать народовольцы, Александр II и даже западноевропейские знаменитости 70-х годов!» — восклицал он в письме к Андрею Седых. [306]