Людмила Третьякова: Рассказы веера

Известно лишь, что муж Варвары Александровны скончался в весьма преклонном для той поры возрасте – семидесяти шести лет – и был похоронен во Владимирской церкви села Осташево Бронницкого уезда под Москвой. Возможно, у него здесь было поместье. Трудно сказать почему, но приходит на ум мысль об одинокой, не согретой присутствием близкого человека старости.

Про Шаховскую писали, что она с дочерью «долгие годы, много лет» жила в Париже. Видимо, ни родная Москва, ни Северная столица с тяжелым климатом не устраивали Варвару Александровну.

Как бы то ни было, Шаховской была уготована удивительная по своей насыщенности и разнообразию жизнь. Она стала свидетельницей целой череды судьбоносных для всей Европы и, конечно, для России событий. Читая об этом, и сегодня чувствуешь на себе обжигающее дыхание прошлого – его блеск и жестокость, славу и бессилие, его способность рождать героев и развязывать руки отпетым негодяям. Немало из этих людей повидала Шаховская, так или иначе они оказали влияние на судьбу и ее, и тех, кто был ей дорог, – в первую очередь обожаемой дочери. Не ради ли того, чтобы ее маленький идол, ее кумир – Елизавета – жила сказочной жизнью, оплаченной строгановским золотом, жизнью принцессы, вдали от русских холодов и неурядиц, выбрала княгиня Шаховская прекрасную Францию?

Облюбовав для жительства в Москве Гончарную слободу, Строгановы взяли своего рода попечительство над этим далеко не самым фешенебельным местом. Очень скоро, щедро помогая бедным, больным, старикам, они прослыли благодетелями среди местных жителей, подавая пример истинной богобоязненности и христианского отношения к ближнему. Построенную ими церковь в 3-м Котельническом переулке до сих пор называют Строгановской. Много видели эти стены. То иноземные, то собственные варвары наносили им, казалось, смертельные раны. Но они снова поднимались с благородным спокойствием и твердостью, продолжая вершить свое святое дело.

...Кто, отправляясь в Париж, думает о грядущих опасностях? Ведь, кажется, этот город построен специально для того, чтобы каждый человек еще острее ощутил, как это прекрасно – жить!

Когда княгиня Шаховская с дочкой прибыла в Париж, она убедилась: одиноко им с Лизой не будет – берега Сены уже давным-давно облюбовали соотечественники. Одни наезжали по служебной надобности, другие – из желания ознакомиться со здешними красотами, а некоторые жили долгими годами, лишь изредка наведываясь на родину.

Париж уже не удивлялся капиталам, какие сюда привозили и тратили русские. Здешняя аристократия смирилась с тем, что перещеголять их невозможно. Графини, маркизы, виконтессы бледнели от зависти, разглядывая туалеты северных красавиц. Какие у них украшения! Какие экипажи, лошади! Как легко они расстаются с деньгами! Нет, французский муж не способен на такие жертвоприношения и наверняка потребовал бы от супруги поуменьшить прыть.

А какие балы в честь всяческих событий задавали в нанятых особняках русские парижане! В отличие от местных снобов, не подпускавших к себе «чужаков», здесь было можно встретить путешествующих купцов-миллионщиков, студентов, присланных на выучку, представителей духовенства местной православной церкви, докторов, банкиров, случайных паломников, годами собиравших деньги на вояж в Париж.

Разумеется, всяк за столом знал свое место, но едва ли кто уходил огорченным: в парижских домах русской знати гостям предлагалось одинаковое меню. Выражение servis a la russe – «угощение по-русски» – надолго прижилось среди парижской аристократии.

...Познакомившись со многими представителями самого изысканного общества, Шаховская особенно коротко сошлась с княгиней Натальей Петровной Голицыной, проживавшей здесь с семейством.

Ничто так не сближает женщин, как одинаковые воззрения на семейные ценности. В этом-то сходство между ними обнаружилось полное. Обе очень заботливые и любящие матери, они с большой прохладцей относились к своим мужьям и не позволяли им занять сколь-нибудь заметное место в их жизни.

При решении разного рода проблем голоса супругов и Шаховской, и Голицыной оставались чисто совещательными. Личные капиталы подруг давали им эту восхитительную возможность.

Вполне усвоив стиль жизни, принятый в парижском обществе, Шаховская прекрасно ездила на лошади, а когда появлялась на увеселениях знати, затмевала здешних модниц изысканностью туалетов и обилием бриллиантов невиданной величины.