Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

— Товарищи! — Все большевики, какие тут есть, собирайтесь сюда!

В эту минуту высокий, стройный гимназист, несший впереди манифестации трехцветное знамя, вышел на площадь перед Думой.

— Эх! — выдохнул Харитон и поплевал на ладони. — Хлопцы! Бей!

Перепрыгивая сразу через несколько плит тротуара, Харитон выскочил на мостовую. Левой рукой он ухватил знамя, а правой — заехал долговязому гимназисту прямо по лицу.

И еще несколько человек — солдаты, мастеровые — тоже выбежали на мостовую и врезались в плотные ряды демонстрантов.

Курсистку кто–то стащил на землю; какая–то дама угрожала ей зонтиком, но спутники–студенты, оттирая толпу, успели втолкнуть девушку в будку с сельтерской водой.

Шагах в трех оттуда, на фонарном столбе, держась за него одной рукой, появился солдат.

— Землячк! — кричал он. — Солдаты! Рабочие! Честные люди! Не допустим контрреволюции!

Его дернули за ногу, он сорвался со столба, но тотчас вскочил и выбежал наперерез демонстрантам.

Данила с Флегонтом были уже возле Харитона. Харитон и долговязый гимназист катались по мостовой в тесных объятиях. Знамя разостлалось по брусчатке. Передняя шеренга демонстрантов уже смешалась, и на помощь поверженному знаменосцу бросилось несколько гимназистов. Но Данила обрушил на гимназистов тяжелые кулаки, а Флегонт действовал ногами — он был неплохим футболистом.

Крещатик кипел. Над побоищем стоял крик, прохожие поспешно прятались в магазины, другие бросались с тротуара на мостовую, чтобы вмешаться в потасовку.

Уже не один десяток солдат, рабочих, студентов, да и таких же гимназистов включился в драку с демонстрантами. Те дрогнули и попятились назад. Их догоняли, добавляли им подзатыльников, драли за уши, сбивали фуражки. Тут же очутился и Нарцисс: он с разгона прыгнул на кучу тел и принялся молотить всех подряд, возглашая при этом: «Да здравствует мать–анархия!»

Но тут подоспели задние шеренги — скауты со своими посохами. Их удары посыпались на головы нападающих. Офицеры, певшие у кафе «Семадени», тоже двинулись в бой. Они хватали противников за руки и за ноги, раскачивали и швыряли прямо в витрины магазинов. Зазвенели стекла.

Все еще слышался голос курсистки:

— Товарищи! Товарищи!..

Но уже раздалось паническое: «Беги!» — и кое–кто бросился наутек по Крещатику. Первым улепетывал Нарцисс, вопя могучим басом: его здорово хватили палкой по лицу. Несколько дворников в белых фартуках, взявшись за руки, преградили улицу, но Нарцисс рванулся вперед, повалил весь ряд, перепрыгнув через поверженные тела, и помчался к Александровской улице.

Офицеры и юнкера нападали, скауты молотили палками, успели опомниться и гимназисты, на каждого нападающего бросилось теперь по десятку демонстрантов, они выворачивали им руки и куда–то их тащили.

Данила, Харитон и Флегонт тоже побежали. Они хотели проскользнуть на Костельную, но оттуда вынырнуло несколько архаровцев в поддевках, и один схватил Данилу за руку. Данила вырвался, оставив «поддевке» свой рукав. Флегонт подскочил сзади, заехал «поддевке» в ухо и вырвал у него рукав Данилы. Харитон догонял их и яростно орал:

— Ну подождите, сволочи! Мы вам еще покажем! Паразиты!

Из какого–то подъезда дворник с брандспойтом пустил струю воды. Струя ударила Харитона в бок, oн упал, но сразу вывернулся, вскочил на ноги и мокрый с ног до головы побежал за своими, пообещав дворнику:

— Я тебя, гад, не в воде утоплю, а в огне спалю!..

Данила остановился, вернулся и так стукнул дворника по затылку, что тот упал, выронив брандспойт. Вода заструилась по тротуару рокочущим ручейком.

Все нападавшие были уже обращены в бегство. Бежали к Александровский площади, оттуда в Купеческий или в Царский сад, чтобы укрыться среди деревьев.

Данила, Харитон и Флегонт карабкались по склону, взбираясь выше и выше. Слышно было, что погоня отстала; зато в чаще парка могла поджидать опасность.

Демонстранты вновь собирались на площади у пьедестала памятника «царю–освободителю», разрушенному в февральские дни. Слышались их победные возгласы, а вскоре донеслось и пение. На мотив известного романса из репертуара модной певицы Вяльцевой Белой акации гроздья душистые» они пели в быстром, маршевом темпе:

Смело мы в бой пойдем за Русь святую,

И всех жидов побьем мы подчистую…

На площади появился автомобиль командующего Киевским военным округом; в открытой машине, вытянувшись во весь рост, стоял офицер для особо важных поручений, штабс–капитан Боголепов–Южин.