Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

Демьян Нечипорук зарывается лицом в развороченную землю и, съежившись, силясь сделаться меньше, силясь обратится в ничто, лежит, пока над ним воет снаряд, а потом совсем рядом ухает удар взрыва, дохнув над воронкой зловонной гарью. Осколки тонко посвистывают и врезаются в землю вокруг укрытия. К счастью, Демьяну ни один из них не достается… Тогда молниеносно, пока пыль стоит столбом, он выскакивает из ямы и снова, глубоко вобрав голову в плечи, подобно зайцу, стремглав бежит зигзагами к свеженькой воронке, которая чадит еще, словно угасающий костер. Слава богу! Веер пулеметной очереди проходит между ним и небом, когда он уже снова приник к земле.

Боже! Как отвратительно воняет земля! Святая землица — всегда такая духовитая, которой родить бы душистую пшеницу и медовую гречиху, — отдает сейчас железной окалиной, сгоревшим порохом, серой, аммиаком и черт знает чем еще! Не земля, а отхожее место, — господи, прости!

Но, правда, что же все–таки делать? Как быть? Помахать белой портянкой и сдаться в плен? Но у старого, обстрелянного, дважды раненного солдата Нечипорука и раньше, при старом режиме, не бывало охоты поднять руки и крикнуть: «Капут, твоя плен! ” А теперь, когда царю «дали по кумполу» и подняли революцию, в плен идти тем более не расчет: войне ведь скоро конец! Кому же, как не мужику в солдатской шинельке, и надеяться теперь на облегчение и на долгожданную землю? Не в плен теперь надо, а домой — к семье и к землице, и как можно скорее!

Одним словом, хлопцы на переднем крае бросили жребий, и на долю Демьяна выпало рисковать за всех: перебраться через смертное поле к своим, отчитать их за то, что замешкались, и потребовать подмоги — любым способом и неотложно!

Пулеметный веер ушел в сторону, и Демьян осторожно поднимает голову над краем воронки. Но пули ложатся рядом, и одна звякает о каску. Демьян сползает грудью вниз, и в его нагрудном кармане что–то шуршит.

Ага! Это же вчерашнее письмо! От молодухи Вивди, — только неделю и прожили они после свадьбы, как подоспела мобилизация… Ротный письмоносец сунул ему это письмо как раз в тот момент, когда рота, ожидая окончания артподготовки, готовилась выходить из окопа. Понятное дело, не терпелось почитать, что пишет молодка про его белое личико: это у Демьяна–то, огнем и ветрами опаленного солдата, — белое личико! Любопытно, как там обошлось с коровой Манькой — миновала ли ее реквизиция по литеру «а» на нужды фронта? И вообще — как идут дела на Киевщине, в родном селе Бородянке?.. Но Демьян сунул письмо в карман не читая, — не до письма ему было перед атакой. Не до письма ему и сейчас. Снаряд падает где–то шагах в десяти от воронки, и Демьян снова врастает в землю. Господи, пронеси! Предсмертная тоска — невыразимое, непередаваемое словом чувство: на целом свете ты один–одинешенек, словно в пустыне, под безбрежным небом, — ничтожная тля, обреченная гибнуть на равнодушной, мертвой земле…

Нет, обошлось и на этот раз; и Демьян снова глядит на запад.

Прямо перед ним простирается то, что было некогда полем: тучные хлеба, наверно, стояли здесь когда–то, в низине, открытой горячему южному солнцу; верно, волнами гулял по этим нивам ветер; весной тут нежно зеленело, потом — в такую пору, как нынче, — отливало восковым отсветом, а еще через месяц загоралось золотом — к жатве. Осенью весело двигался здесь пахарь со своим оралом, затем приходил сеятель, а после Петра и Павла дружно звенели серпы и косы и заливалась песня, уносясь в ясное небо. Теперь здесь не было поля. Была просто пересеченная местность — побитая, изрытая, исковырянная земля: тысячи воронок от снарядов не вспахали, а изувечили ее. Это была измученная и оскверненная земля — ничто на ней не росло, ничто не родилось, и люди на ней тоже не жили: жители ушли прочь, а солдаты, находившиеся здесь, сидели под землей, в воронках, окопах и блиндажах.

За полем на пригорке — на языке фронта звался он «высотою 173» — стоял когда–то, как видно, славный лес («лесистая местность» — на языке фронта). И был это драгоценный лес: и потому, что защищал поля от сухих юго–восточных ветров, и потому, что росли тут драгоценные породы — бук и граб; если ставишь избу, то для стояков, стропил и перекладин лучше ничего не отыщешь. Не было теперь и этого леса. Его словно вычесала гигантская борона. Торчали лишь пни, да и те сверху донизу расколотые и расщепленные… Какие богатства развеяны дымом, изведены без толку!

Грустным хозяйским взглядом оглядывает Демьян милый его сердцу лес: а у него под Бородянкой растет только сосна и сосна…