— Что касается этого, — бросил небрежно Грушевский, расчесывая бороду надвое, — то я предпринял некоторые шаги: с Францией я уже налаживаю дипломатические связи…
— Что вы имеете в виду? — крайне удивился Шептицкий. Расчет Грушевского — ошеломить своего союзника и соперника на ниве государственного строительства и уложить–таки его на обе лопатки — блестяще оправдывался, ведь еще два дня тому назад, при отъезде из Петрограда, когда Шептицкий получил последнее донесение от верной католички Софии, ни о чем подобном не было и речи.
— Только сегодня я имел разговор с представителем Франции на Украине, мсье Энно. Вечером он уезжает в Париж с текстом интерпелляций, поданных мною правительству Франции.
Не спеша, с наслаждением Грушевский поведал Шептицкому о содержании разговора с Энно, правда, несколько видоизменив его стилистическую форму — в том смысле, что не Энно задавал ему вопросы, а будто бы сам он формулировал претензии Центральной рады к правительству Франции.
Шептицкий, внимательно слушая, вносил в сообщение некоторые мысленные коррективы.
— Отлично! — резюмировал он. — Коль Франция проявила к нам интерес, мы должны иметь в Париже своего, пускай покамест и не официального, представителя. Я предлагаю, пан профессор, поручить связь с французским и итальянским правительствами пану Тышкевичу. Вам этот хлебороб с Киевщины должен быть хорошо известен.
Грушевский отпрянул:
— Граф! Но ведь господин Тышкевич нес во Франции царскую дипломатическую службу и отстранен Временным правительством!
— Вот и прекрасно: значит, он не будет тайно симпатизировать Временному правительству, а, напротив, будет исполнен желания всячески насолить ему.
— Но ведь мы вынуждены обещать демократическую Украину, а господин Тышкевич крупный помещик!
— Зато он украинский патриот. Еще в пятнадцатом году, в начале войны, как известно господину профессору, именно граф Тышкевич — не без ведома Ватикана, конечно, — подал секретную интерпелляцию правительству его величества английского короли о стремлении украинцев отделиться от России.
— Но ведь он католик?
— Я тоже католик, прошу пана профессора, — молвил Шептицкий, смиренно потупив очи.
— Прошу прощенья, святой отец, но высок ли будет авторитет дипломата–католика на православной Украине?
— Зато он будет высоким на греко–католической Украине, и это будет способствовать сближению обеих украинских земель.
— Но ведь он граф!
— Я тоже, прошу прощения у пана профессора, в мире граф, — Шептицкий опять скромно потупил очи.
— Простите, граф, я ничего плохого не хотел сказать! — снова покраснел Грушевский. — Но можно ли ставить на одну доску особу такой национальной популярности, как вы, с рядовым… хм… помещиком? Когда в наше революционное время известно о человеке, что он и царю служил, и католик, и помещик, и граф, то… — Грушевский вконец запутался и поспешил воспользоваться радикальным выходом из своего безвыходного положения. — Одним словом, вы меня убедили, я согласен. А кого нам назначить в Англию?
— Князя Трубецкого. Князь Трубецкой, — пояснил Шептицкий, чтобы не обескуражить своего собеседника снова, тоже был царским дипломатом и отстранен Временным правительством, тоже помещик и тоже… княжеской фамилии. Однако он православный! И обладает всеми выгодными для нас качествами, которые есть и у графа Тышкевича: чувствует себя как рыба в воде во всех закулисных дипломатических комбинациях.
— Но ведь, — взмолился Грушевский, — он же русский, кацап, да еще старинного боярского рода?
— Зато он женат на украинке, хорошо известной вам дочери киевского мыловара Ралле. В петербургских салонах я неоднократно встречался с очаровательной княгиней, и мы часто вспоминали Киев. Княгиня Трубецкая не может забыть «киевских контрактов» [14] Ежегодные контрактовые ярмарки в дореволюционном Киеве ( Примечание переводчика. ).
и особенно тоскует по медовым пряникам из магазина на Прорезной «Ось Тарас із Києва» [15] «Вот Тарас из Киева» — название дореволюционной фирмы, изготовлявшей украинские пряники.
. Княгиня Трубецкая, урожденная панна Ралле, стала моим другом. Недавно она приняла католическое исповедание …
Грушевский схватился за голову, но Шептицкий, чтобы покончить с затянувшейся дискуссией, спокойно подытожил:
— Не забывайте, пан профессор: во Франции и Англии отношение к бывшей царской России было несравненно лучшим, чем к нынешней России, революционной. Следовательно, бывшие дипломаты царского корпуса располагают там в высших сферах большими симпатиями. То, что мы прибегнем к их услугам, должно породить в западноевропейских кругах искреннее расположение и к нашему делу. Взвесьте это! Война еще не закончилась, русская армия…
Читать дальше