— Начинается медовый месяц украинства, панна София, а? — Грушевский лихо подмигнул секретарше, снял пенсне и помахал им перед носом, что было у него признаком особенно хорошего насгроения.
София Галчко положила стопку депеш на стол.
— Прошу пана профессора: депеши из войска!
Это было великолепно, и председатель Центральной рады весело поблескивал глазами, шурша бланками телеграмм и мурлыча под нос:
А ми тую червону калину підіймемо,
А ми нашу славну Україну, гей–гей, розвеселимо…
— Разрешите, пан профессор, перейти к киевским информациям?.. Первомайская демонстрация только что закончилась. Демонстранты, числом около девяноста тысяч, прошли мимо Думы и разошлись по домам.
Ах, да! Ведь сегодня было Первое мая! Грушевский презрительно поморщился. Первое мая было праздником международной солидарности трудящихся и профессор держалс того мнения, что международной солидарности должна предшествовать солидарность национальная, то есть единение всех слоев нации.
— Как же прошла демонстрация? — невзначай поинтересовался он, прерывая мажорный напев. — Участвовали в ней украинцы? Нe было ли эксцессов?
Проницательная секретарша поняла, что хотел бы услышать шеф, и поспешила его успокоить:
— Как пан профессор того и желали, ни одного желтоголубого флага не было в рядах демонстрантов. Сознательные украинцы пришли к святой Софии — пели и танцевали.
Грушевский удовлетворенно бросил:
— Браво!
Это была немалая победа!
— Демонстрация прошла под лозунгами: «Да здравствует свобода!», «Доверяем Временному правительству!»… Но, прошу пана профессора, — секретарша перешла на тревожный шепот: — социал–демократ и большевики выделились в самостоятельную колонну и пришли после всех.
— Самостоятельную? Какая наглость!
— Да, прошу пана профессора, — подтвердила секретарша таким тоном, будто по ее вине и случился упомянутый инцидент. — Во главе шли организации «Арсенала» и Третьего авиационного парка, а на знаменах они написали свои лозунги, пан профессор!
— Какие же лозунги?
— «Да здравствует международная солидарность пролетариата!», «Требуем восьмичасового рабочего дня», «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим!»…
— Но ведь это целая программа!
— И еще лозунг, пан профессор: «Да здравствуют Советы!».
— Ха!.. Советы! Здравствуют! Да!..
Это было слишком! А в Советах кто? Пролетариат. А пролетариат — кто? По категорическому утверждению профессора Грушевского — украинского пролетариата не существовало: пролетариат на Украине был либо русский, либо русифицированный. Таким образом, Советы депутатов, но мнению профессора Грушевского, возможно, и имели какой–либо демократический смысл на Московщине, где существовал свой, из москалей, пролетариат, но на Украине они могли быть только новым орудием сохранения русификации. Нет! К черту эти Советы депутатов!
— Разрешите, пан профессор, продолжать? Большевистская колонна пела украинскую песню: «Шалійте»…
— Профанация! — воскликнул Грушевский. — И провокация! — Он стукнул кулачком по столу. — Составите прокламации к населению о том, что большевики коварно используют украинское песенное слово!
— Слушаю, пан профессор!
— Кто там у них, напомните, руководит?
— Председатель городского комитета Юрий Пятаков. Печерского, самого крупного, — Иванов…
— Кацапы!
— Газету редактируем Крейсберг…
— Жид!
— Еще весьма известен член большевистской фракции в Центральном бюро профессиональных союзов Боженко.
— Украинская фамилии! Боженко не может быть большевиком. Прошу проверить!
— Слушаю, пан профессор!
— А Пятаков? Какой это Пятаков? — Фамилия Пятакова показалась Грушевскому знакомой. — Не из тех ли Пятаковых, которые строят сахарные заводы у пана Терещенко?
— Прощу прощения, пан профессор! До завтра выясню.
Но Грушевский уже не нуждался в выяснении. Он вспомнил и сам. Пятаковы были почти его соседями: за квартал от его дома, на Кузнечной, стояли два солидных дома Пятаковых — да, еще с «доходными» флигелями во дворах. Кузнечная, пять, и Кузнечная, три: Леонида Тимофеевича и Даниила Тимофеевича, братьев. Леонид Тимофеевич, инженер, заместитель председателя киевского отделения «Императорского Российского технического общества», — владелец первого в Киеве автомобиля. А с Данилом Тимофеевичем Грушевскому доводилось частенько встечаться: оба были членами правления Киевского общества домовладельцев. Ну как же — известные всему Киеву братья Пятаковы! Почтенные отцы города! И пятеро молодых: Сашенька, Мишенька, Ленечка, Юрочка и Ванечка. Сашенька, то есть Александр Леонидович, — «октябрист»; Мишенька, то есть Михаил Леонидович, — «конституционный» демократ; Ванечка — монархист, Юрий Леонидович — социал–демократ, еще до войны эмигрировал куда–то, в Швейцарию, кажется… Ну конечно же! Он и есть социал–демократ! Был, правда, меньшевиком, но вполне возможно, что переметнулся теперь и к большевикам!..
Читать дальше