Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

— Ура! — наконец догадался крикнуть командир и побежал.

Сумасшедший тоже выскочил и траншеи и, плача и хохоча, побежал за всеми: ему было страшно оставаться одному, он потерял рассудок от страха, и страх был единственным чувством, которое гнало его теперь.

Но шли только одна линия солдат.

Второй линией, за штрафным полком, лежал украинизированный батальон…

2

Пилот Ростислав Драгомирецкий с авиатехником Федором Королевичем поднялись в воздух ровно в шесть.

Экипаж аэроплана получил приказ: как только закончится артподготовка лететь на ближние вражеские тылы, проутюжить квадрат перед фронтом второго корпуса, установить результаты обстрела, разведать движение вражеских резервов к позициям и вернуться не в «штакор–2», а в «штаарм–8». Доложить лично командующему армией генералу Корнилову.

Вражеская передовая промелькнула внизу, затянутая пылью и дымом. Но на пятом километре земля стала ясно видна. Тут было разрушено все, и ничто не подавало признаков жизни. На десятом авиаторы разглядели колонны: вражеские резервы накапливались за холмами и по перелескам.

Королевич взглянул на спину поручика Драгомирецкого, достал из–за пазухи пачку бумажек и швырнул через борт. Перевязанная тонкой ниткой пачка некоторое время падала переворачиваясь в воздухе, потом воздушная струя закружила ее, нитка лопнула и бумажки разлетелись во все стороны.

Это было напечатанное на трех языках — немецком, венгерском и украинском — воззвание Центрального Комитета Российской социал–демократической рабочей партии: «Братья–солдаты!.. Все вы измучены страшной войной… Класс капиталистов богатеет во всех странам на подрядах и военных поставках… Мир — хижинам, война — дворцам!..»

3

Украинизированный батальон имел точный наказ: если штрафной полк не поднимется в атаку, забросать окопы гранатами. Если полк пойдет, но заляжет, пулеметным огнем поднять и гнать вперед.

Полк прошел первую вражескую, — она была уничтожена вся. Полк прошел вторую вражескую, — она тоже не оказала сопротивления: некому были воевать и здесь.

Но третья вражеская была жива, она уже пришла в себя и встретила атакующих минометами и пулеметами.

Полк залег перед третьей — на второй вражеской,

— Вторую вражескую под прицельный огонь! — подал команду командир украинизированного батальона.

Это и означало: либо поднять полк и бросить его вперед, под огонь врага, либо уничтожить своим огнем.

Но тут произошло нечто непредвиденное: украинизированный батальон не выполнил приказа.

Батальон состоял тоже не из буржуев, а из своего же брата солдата: три года вместе кровь проливали, триста лет сообща страдали под царем. Батальонные пулеметы открыли огонь, но направили его не на вторую вражескую, где лежали свои, а на третью, где находился враг.

Одновременно украинизированный батальон послал делегацию к землячкам–штрафникам: в наступление все равно идти надо — за свободу, за революцию, за Украину, кто его разберет, один черт — война! Так пускай уж будет так: если штрафники поднимутся и пойдут на третью вражескую в рукопашную, украинизированный батальон их поддержит: тоже поднимется, тоже пойдет. Только глядите, землячки–штрафники: идти вперед — слово солдата! Держать его крепко, это вам не какой–то там корниловский приказ!

Душевность землячков–украинцев тронула сердца штрафников. Полк грянул «ура» — настоящее солдатское боевое «ура», — и, едва умолкли пулеметы подкрепления, ринулся вперед.

Следом за ним украинизированный батальон тоже поднялся и с криком «слава», перекатившись через штрафников, устремился дальше.

И тогда «ура» и «слава» смешались: бежали все вместе, как в прошедшие три года войны.

Это была атака, какой давно уже не знали, — бой, где ведет вперед солдатская отвага, братство, чувство плеча.

Заняв последнюю линию вражеских окопов, штрафной полк и украинизированный батальон в азарте боя врезались клином во вражеские тылы…

Пилот Драгомирецкий и моторист Королевич наблюдали эту атаку с воздуха.

Драгомирецкий обернулся и что–то крикнул через плечо. Королевич по движению губ понял:

— Герои!

И Королевичу показалось, что у Драгомирецкого за стеклами лётных очков блеснули слезы.

Но Драгомирецкий тут же обернулся снова — и глазах у него был ужас. Он указывал рукой вниз.

Королевич видел теперь и сам. По дороге от Львова и Стрыя двигалась колонна: австрийская пехота, венгерская конница, немецкая полевая артиллерия.