Владимир Шатов - Сталинград

- Господа русские, переходите к нам. Вы обречены!.. Ваши командиры послали вас на смерть. Даём вам пьят-надцать минут… Смешаем с землёй…

Прошли эти минуты. Начался артобстрел - кругом земля встала дыбом. Так минут десять. И снова музыка… Теперь передавали песни Руслановой. Её голос разносился над мёртвым городом, на котором кое-где ещё были живые.

- Господа солдаты! Обещаем вам все блага. Бейте юдо-комиссаров, переходите к нам... Даём пьят-надцать минут!

Снова остатки батальона буквально «полоскают» снарядами. Головы не высунуть - снайперы бьют со стены и окон. Так продолжалось полдня. Снова и снова немцы призывали:

- Убивайт командир, юдо-комиссар, переходите к нам! Нет - побьём всех!

Опять минуты на размышления. Потом музыка и пальба из винтовок в сторону немецкого динамика! Никто не сдался, только кто-то один впереди поднял руку, чтобы немцы прострелили её…

Михаил из своего «окопа» нет-нет да и выглянет на секунду, чтобы уточнить:

- Кто есть из живых?

- Лучше не высовываться, - сказал Григорий, - немцы точно стреляют…

Он поднял шанцевую лопатку вверх - звяк! Лопатку выбило из руки с аккуратной дыркой от пули.

- Метко!

- Время до темноты тянется бесконечно! – зевнул дремлющий Григорий.

Потом выше воронки затрещали пулемётные трассы и с гулом пронеслись снаряды - это «проснулись» доблестные командиры и пригнали на помощь морских пехотинцев, отборных ребят.

- Надо было пустить этот отряд, когда кругом была чернота от разрывов снарядов и клубы дыма.

- А почему бы им не идти в затылок нашему батальону?

Немцы легко отбили самоубийственную атаку. Наконец опустилась мглистая ночь, часто освещаемая ракетами противника.

- Скоро можно будет вернуться в наши развалины. – Сказал продрогший офицер.

- Скорее бы, - кивнул головой Григорий, - как бы «фрицы» не обошли нас с тыла.

Вдруг рядом объявился крикливый связист:

- Есть связь. Вас товарищ комбат вызывает первый!

- Слушаю.

- Доложите обстановку! - на проводе был комполка Ольховский.

Кошевой буркнул в ответ:

- Живыми мало кто выйдет…

- Послушай, комбат, жив, и то ладно!

- Я то жив, а батальона нет.

- Прекратить панику! – в голосе полковника прорезались металлические нотки. – Отступать на прежний рубеж запрещаю.

- Но мы находимся посредине площади…

- Ни шагу назад!

- Тут негде укрыться, нас днём перестреляют снайперы.

- Из всех, кто остался, организуй круговую оборону и доложи лично мне!

Задача не из простых, а тут ещё приполз особист-капитан и под руку ноет:

- В боя я потерял свой пистолет ТТ, за который следует отчитаться.

- Я видел, - заверил комбат капитана, - в бою выбило пулей пистолет из Ваших рук.

- Вот и ладно!

Особист уполз в штаб полка, ибо такому чину не положено быть в зоне боевых действий. Оставив Шелехова у пулемёта в воронке, старший лейтенант броском перебежал в другую воронку с живыми. По нему запоздало прошлась очередь из пулемёта.

- Значит, «гансы» нас и ночью караулят…

Высмотрев тело ближайшего убитого, он сделал туда бросок. Пулемёт «фрица» снова дал очередь: пули вошли в мёртвое тело. Кошевой буквально прилип к земной настовой тверди:

- Если пробьёт труп, то и в меня влетит пуля...

Михаил на всякий случай прикрыл голову бесполезным локтем. Так он скакал по всем воронкам, бросок за броском.

- Проклятый пулемётчик охотится за мной. – Понял запыхавшийся офицер.

Потом началось непростреливаемое пространство, и пулемёт отстал. Из-за проволочного заграждения навстречу ему вышел командир пулемётной роты Александров, так свободно, будто ничего страшного не происходило!

- Я побывал в траншее противника, - похвастался он, поигрывая пистолетом, - успел ухлопать немецкого офицера, завладев его «парабеллумом».

- А здесь как оказался?

- Потом нас с уцелевшими солдатами выбили из траншеи.

- Ты словно заговорён свыше от пуль и осколков.

- Пойдём собирать выживших…

Вместе они прошли воронок двадцать. Из трёх батальонов полка обнаружили живыми человек восемьдесят. Из них организовали «круговую оборону» для галочки командованию, которое доложит верхам: «Дивизия продвинулась на триста метров вперёд!»

… Утро, под ногами шуршит наст-ледок. Красноармейцы в ямах сидели будто мыши, выплеснутые из кадушки.

- Сухой осталась только голова под каской! – пожаловался Григорий.

- Я тоже задубел весь…

У Михаила посинели пальцы на руках, губы и нос. Ноги потеряли чувствительность. Только ночью можно было попрыгать вокруг воронки, а ему, как командиру «круговой обороны», пробежаться между убитых по другим воронкам.