Владимир Шатов - Сталинград

- Ах, какие молодцы!

Положение двух полков переправившихся за передовым отрядом становилось с каждым часом всё более трудным. Гвардейцы вышли на рубеж проходящей по городу железной дороги, но закрепиться там до того, как противник возобновил наступление, времени не имели.

Пока Григорий догонял ушедшую вперёд роту сына, начался робкий рассвет.

- Часов пять утра, – определил он на глаз.

Едва брезжила заря, но фронт в эту ночь даже не засыпал. Били пушки, далёкий горизонт горел пожарами и разрывами, повсюду клубился дым. Огненные зигзаги чертили реактивные снаряды «катюш». Громко икала немецкая «корова». Кругом шум, грохот, скрежет, вой, бабаханье и уханье…

- Адский концерт.

В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что люди остро ощущали непрочность бытия, безжалостную поступь истории. Большинство почувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено сгореть без следа в адском огне войны.

- Как сказать Михаилу, што я его отец? – гадал Григорий, когда увидел, как красноармейцы впереди рассыпались цепью и попадали на железнодорожную насыпь.

Он тоже укрылся в ближайшей воронке. Справа от него примостился молодой, сухонький на вид узбек. Он чрезвычайно внимательно рассматривал своё оружие и что-то бормотал по-своему. Григорий вытянул шею и понял, что у соседа рассадило пулей приклад винтовки. Виднелась сквозная дыра не больше пятачка.

- Вай, плохо!

- Чего говоришь? – поинтересовался Шелехов.

- Жаль, не в ногу, к жене бы поехал! – с обидой сказал узбек на плохом русском.

Слева от себя Григорий увидел мрачного сержанта, крупного мужчину лет тридцати пяти.

- Кого-то он мне напоминает…

В этот момент полезли немцы. Следующие полчаса Григорий ни о чём не думал. Он стрелял, менял местоположение и бросал гранаты. Почти всё время краешком зрения он видел матёрого сержанта. Неторопливые, выверенные действия выдавали в нём ветерана.

- Красиво работает! – восхитился Григорий, как раньше восхищался работой передового забойщика или умелого вальщика леса.

На дне очередной воронки валялась защитная каска. Григорий пнул её ногой, она мешала прицельному огню.

- Тяжёлая!

В ней оказалась голова того узбека, который сожалел о неполученной ране. Навстречу ползли раненые, окровавленные и грязные, с изжелта-серыми лицами, запекшимися губами и лихорадочно блестящими глазами.

- Пропусти земляк!

- Давай быстрее!

Кряхтение, стоны и матерная брань слышались отовсюду. Атака гитлеровцев захлебнулась, но красноармейцам тоже досталось...

- Огоньку не бросишь? – услышал Григорий голос мастеровитого сержанта.

- Свой надо иметь!

- Да трофейная зажигалка выпала пока я прыгал по завалам.

- Тогда держи!

Григорий высунулся из воронки, чтобы бросить самодельное кресало, а сержант в этот момент повернул к нему голову.

- Ты чего не ловишь? – возмутился Шелехов, когда тот не поймал брошенный ему предмет.

- Григорий Пантелеевич? – ошарашенно спросил его сержант.

- Ну?

- Не признал меня?

- Нашёл время загадки загадывать…

- Это я Пашка Лисинчук!.. Мы же с тобой работали на шахте в Сталино!

- Вот так встреча.

«Фрицы» снова поднялись в атаку, и только отбив её давние знакомые смогли упасть рядом в какой-то окоп и поговорить. Траншея оказалась немецкой, узкой и глубокой. Чтобы разойтись с ранеными приходилось протаскивать встречные носилки между ногами стоящих впереди.

- Поговорить не дадут! – возмутился Павел и дал короткую очередь из трофейного автомата. – То немцы, то эти…

- Радуйся што жив! – буркнул Григорий, устало привалившись к стенке траншеи.

- Где тебя носило столько лет?

- На Севере…

- Понятно, - кивнул понятливый Лисинчук, - а как там?

- Хуже не бывает!

- Даже тут?

- Здесь мы хучь на равных. Меня могут убить, но и у меня автомат…

Через мостик над железной дорогой прислуга на руках пыталась перетащить пушчонку. Бывшие шахтёры вылезли из траншеи и впряглись сами.

- Земля вся сковыряна от бомбёжек и артобстрелов, - с чувством сказал Григорий, - нет живого места…

- Перетащим! - пыхтел Павел и напрягал на руках бугры мышц.

- Воронка на воронке.

- И пушка неудобная зараза…

Слух у всех был напряжён и болезненно ловил каждый шорох.

- Вот… Летит!

- Ложись!

Солдаты кубарем покатились в стороны, потом нырнули ещё глубже, в какую-то яму, руками во что-то липкое… Грохот разрыва, на головы падает комковатая земля.