Владимир Шатов - Сталинград

- Тарабанит уж больно громко! – жаловались раненые, особенно контуженные.

- Зато свет для операций есть!

Помещение делилось на две половины. В одной размещались восемь перевязочных столов и один инструментальный стол. Во второй лежали легкораненые.

- Будешь сначала помогать мне! – сказала малоопытной Юлии Плотникова.

- С удовольствием. – Юле хотелось набраться практического опыта.

- Запоминай всё…

- Запомнить - то легко, вспомнить трудно!

Рабочий день длился двенадцать часов, врачей не хватало. Кроме того было много бумажной работы. Каждый этап продвижения раненого строго фиксировался, как и его состояние.

- Бессонницей тут никто не страдает. – Делилась опытом Нина во время коротких перекуров.

- Само собой!

- Мы падаем от усталости, а солдаты отсыпаются от войны…

Первое время Юлия жила недалеко от госпиталя. Вокруг стояли деревянные дома. В одном из них они жили с доктором Плотниковой. Хозяйка с удовольствием пустила врачей жить в своей лучшей комнате.

- Хоть избавлюсь от временных постояльцев, - нарочито сказала она, - солдатики со своими приставаниями до смерти надоели.

- Другие бы рады были…

- Я мужа с фронта жду!

- Как бы ни была женщина счастлива замужем, - с серьёзным выражением лица выдала Плотникова. - Она всегда с удовольствием замечает, что есть на свете мужчины, которые хотели бы её видеть незамужней.

Юля не удержалась и вскоре рассказала старшей подруге свою любовную историю с взрослым сержантом Григорием Шелеховым.

- Пишет? - спросила много повидавшая Нина.

- Нет, - смутившись, сказала Юля. – Я же переехала…

- Найдёт! – заверила её Плотникова.

- Он тоже обещал, – встрепенулась покрасневшая девушка, – а я ему верю!

Тридцатилетняя врач с сожалением посмотрела на наивную подругу:

- Найдёт, как же! – подумала она с непонятной злостью. – Много таких Григориев пользовались нашей женской доверчивость и затем пропадали без следа.

- Он не такой!

- Хорошо если погиб на фронте, не так обидно…

Голодным солдатам, правда, было не до баб, но начальство добивалось своего любыми средствами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди множества кавалеров были удальцы на любой вкус: и спеть, и сплясать, и красиво поговорить, а для образованных - почитать Блока или Лермонтова…

- Сколько девушек уехали домой с прибавлением семейства… – вспомнила не к месту Нина. - Кажется, на языке военных канцелярий это называется «уехать по приказу 009».

- Неужели такое случается?

- Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское пополнение и, проходя вдоль строя, отбирал приглянувшихся ему красоток.

- Кошмар!

- Такие становились его ППЖ, а если сопротивлялись - на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду!.. Потом крошка шла по рукам, доставалась разным помощникам и замам.

- Соблазнение в лучших азиатских традициях! – с сожалением сказала Юля и заплакала.

… Немецкие самолёты быстро заприметили госпиталь, к которому непрерывно следовала вереница машин, подвозивших раненых. Однажды среди рабочего дня они сбросили несколько бомб. Прямо у стены перевязочной раздался упругий взрыв. Стены выдержали, но взрывной волной вышибло стёкла, стерильные простыни вместе с инструментами операционной сестры оказались на полу.

- Ой, мамочка! – запричитали женщины.

Все легли на пол ближе к стенам, словно они могли спасти их от воздушной атаки. Панический страх передавался от одного человека к другому со скоростью света. Юлия стояла у перевязочного стола, на котором лежал раненый с осколочным переломом бедра. У неё резко подкосились ноги, и захотелось опуститься на пол, как сделали все окружающие.

- Нельзя! – приказала она себе и продолжила перевязку.

Однако раненый попробовал сползти со стола.

- Куда же Вы? – осуждающе сказала Юля. - Вам нужно лежать!

- Дык ведь бомбит немец!

- Ну и что из того?

Хотя у неё в мозгу постоянно крутилась другая мысль:

- Нужно лечь на пол!

После налёта выяснилось, что взрывом убило одну сестричку и ранило двух врачей. Все ходили хмурые и только после того как Плотникова вспомнила, как один санитар, здоровенный мужик по-пластунски пополз в угол перевязочной, где за простынями висели шинели и спрятался под ними.

- Голову спрятал, а жопа торчит! - смеялись все, включая горемычного санитара

Истеричный смех снял напряжение после пережитого. Это был первый урок войны, когда для Юлии возникла реальная опасность для жизни.