Владимир Шатов: Возвращение

- За четыре года, продуваемых смертным ветром и пропахших порохом, не чаял остаться в живых.

Шаповалов приосанился и веско продолжил ответ:

- Ведь справа и слева под прицелом и залпами войны неумолимо редели ряды фронтовых друзей-танкистов. А для меня так и не выточили снаряда со смертоносным осколком.

- Значит, небу было нужно для чего-то оставить Вас в живых…

Долгий день и тяжёлый разговор утомил всех. Минут десять присутствующие сидели в тишине, думая о своём. Николай первый нарушил молчание:

- А мой брат Митька готовится к полёту в космос!

- Что ты говоришь!

- Скоро запуск…

- Надо же! – ахнула Саша и показала вытянутой рукой параллельно земле. – Я его вот таким помню.

- Отсутствие электрического света в большинстве сёл и деревень, где живёт добрая половина населения страны, лапти, вши и запуск в космос первого в мире искусственного спутника Земли! – с иронией сказал Григорий Пантелеевич. - Таковы контрасты нашей страны.

- Не забывайте, - вставил Шаповалов и показал зачем-то вверх, - страны, которая разгромила Гитлера и задела за живое сведущих, сытых и процветающих американцев.

В это время к ним подбежал накупавшийся до синевы Костя. Худенькое тело его блестело от капелек речной воды. Из одежды на нём болтались синие сатиновые трусы.

- Мама! – закричал он издалека, - я научился нырять с берега.

- Молодец! - похвалила Александра и погладила его по мокрым волнистым волосам.

- Чего это он у тебя ходит с крестиком на шее? – спросил осторожный Николай.

- Этот крестик его мать завещала никогда не снимать…

- Всё равно негоже, в нашей стране ходить с крестами. – Недовольно пробурчал коммунист Сафонов.

- Энто тот крестик? – плохо не видя, спросил Григорий Пантелеевич.

- Да! – подтвердила его дочь и непонимающе взглянула на отца.

Старик притянул к себе мальчика и внимательно рассмотрел висящий на шее символ православия. Потом он крепко обнял смущенного Костю и сказал:

- Это крестик моей матери Пелагеи Ильиничны Мелеховой.

- Что такое? – не понял Николай.

- Мелеховой? – удивился Шаповалов и наклонился вперёд.

Он подумал что ослышался.

- Я Мелехов Григорий Пантелеевич, казак Вёшенской станицы.

- А я, почему Шелехова?

- Долго рассказывать…

- Точно крестик бабушки? – переспросила Александра и её карие глаза увлажнились.

- Точно…

- Не может быть!

- Выходит Костя сын моего старшего сына Михаила… Он мне говорил перед смертью, что его сынишка Коля и моя сестра Евдокия направлялись в Сталинград.

- Невероятно! – сказал внимательно слушавший Шаповалов.

Григорий Пантелеевич тоже пока не верил счастливому случаю, первому в его долгой жизни. Он медленно бормотал себе под нос, силясь понять происходящее:

- Когда я наведывался недавно в Татарским, оставшиеся в живых старики сказали, что летом 1942 года они направились в Миллерово на встречу с Михаилом. Назад они не вернулись, значит, всё сходится!

- Что сходится?

- Евдокия умерла там, а мальца отправили в детдом.

- Трудно в такое поверить…

- Вы посмотрите, как Костя на меня похож!

Все присутствующие внимательно посмотрели на них и, несмотря на огромную разницу в возрасте родство было очевидно. У Григория Пантелеевича разгорелись глаза и точь-в-точь также блестели «цыганские» глаза мальчугана. Они сидели в пол-оборота к другим и их профили были идентичными.

- Господи! – ахнула впечатлительная Александра и неловко перекрестилась. – Выходит Костя мой двоюродный внук?

- А мой правнук!

- Можно я по-прежнему буду называть тебя мамой?! – сказал потрясённый мальчик и прижался к рыдающей женщине.

После отъезда родных Григорий Пантелеевич решил прогуляться по станице, слишком много встреч и волнений принёс ему прошедший день. На противоположном конце улицы высилась величественная старинная церковь.

- Зайду туда, - решил он, с натугой встал, и осторожно ступая больными ногами, пошёл к ней.

Раньше он редко захаживал в духовные заведения и никогда полностью не верил священникам. По дороге ему пару раз попались пьяные мужики, спящие на пыльных обочинах.

- Как это символично! – думал он, проходя по недолгому пути. - Всё в нашей жизни переплетается - возвышенное и низменное, добро и зло, чистое и грязное!

Мелехов потянул на себя тяжёлую дверь. Тишина и прохлада храма внезапно обворожили старого солдата. Внутри царил полумрак, людей было мало, и они стояли тихо, глубоко погружённые в свои мысли.