С того дня и после. Срубленные зимой. 2 повести

– Я Пинечке‚ – ответил Пинечке.

– Глупости. Я лучше знаю. Ты Харитон‚ уж поверь мне.

Пинечке подумал: "Мы находимся под их властью. Их законы – наши законы..."

– Хорошо. Пусть будет Харитон. Только для вас.

– Я передумал. Ты Пинечке. Род строптивый и лукавый. Сила зловредная. Народы покорить и ими обладать. Харитоны такими не бывают.

И захохотал.

Стоило бы на него обидеться‚ и надолго‚ но почему-то не обижалось. Уж больно хорош! Сам крепенький‚ лицо кругленькое‚ глаз рыжий и нос в конопушках.

– Вас зовут Серафим? – спросил‚ приглядываясь.

– Меня зовут Воробей. Но можно и Серафим. Как скажешь‚ так и можно.

Сунулся нос к носу‚ проглянул старческим ликом‚ зубом одиноким‚ плечом скособоченным‚ с тоской сказал и томлением:

– Глаз завистлив‚ горло обжорно‚ руки гребучи. Жадный я‚ Пинечке. По земным по усладам. Как же так? Прожить и не распробовать? Душа алчет‚ сердце обольщается.

Менялся обликами‚ переплывал из лика в лик‚ верещал от души:

– Пить будем. Бузоватть по мордам. Кувыркания устраивать. Воробей – птаха легкая! На реке платок расстилал и на платке танцевал.

А на душе камень.

– На что это похоже? – подумал Пинечке и стал размышлять‚ тоненько выпевая под нос: – Один иудей был в Шушане‚ городе престольном‚ имя ему Мордехай‚ сын Иаира‚ сын Шими‚ сын Киша из колена Биньяминова...

А вслух сказал так:

– У нас каждый ребенок рождается старым евреем. И дальше уже не молодеет. Но в Пурим и мы пьем. До потери разума.

– Сложно ты устроен‚ Пинечке‚ – заскучал Воробей. – Пупик-попик‚ сосудики на все стороны. Был бы бревно бревном‚ и перекатывайся без забот. А на боку нос сучком‚ чтобы сморкаться.

Пинечке вздохнул:

– Говорил реб Ицеле – со слов реб Нисена – со слов реб Зелига и Велва-мудреца: "Никто в мире – кроме еврея – не может быть евреем. Быть евреем не просто. Перестать всякий сумеет."

Мужик вдруг надулся в гневе и досаде:

– Да ты знаешь‚ кто я? Какоё моё профессиё?

– Какоё?

– Необыкновенноё. Ходим по миру‚ унимаем пожары. Мы тушим‚ нас потом угощают. Хочешь‚ покажу? За стопку. Зажги трактир‚ а я потушу.

Демоны так и взвились в готовности!

– Погодите‚ – сказал хозяин от стойки. – Я еще трактир не продал. Тогда и зажгем.

Демоны снова опали.

– Некогда мне годить‚ – забурчал мужик. – Там горит без меня‚ за развилкой. Там меня дожидаются‚ а я не знаю‚ куда бежать: налево или направо.

– А вы какой‚ собственно‚ веры? – поинтересовался Пинечке. – Туда и бегите‚ куда тянет.

– А мы такой‚ собственно‚ веры‚ – ответил мужик. – Где больше нальют.

– А мы такой‚ собственно‚ веры‚ – ответил хозяин. – Где больше заплатят.

– А мы такой‚ собственно‚ веры‚ – ответили демоны–разрушители. – Где больше нагадим.

4

Спросили без умысла во дни позабытые: "Какое у нас время на дворе?" Ответил "Полный милосердия": "Теперь утро и теперь ночь. Утро для праведника‚ ночь для злодея".

Время отмаливать старость.

– Прежде-то‚ – в мечтаниях сказал хозяин. – Купцы наезжали и авантаж был. Пруды прудили в рояле: шампанское с карасями. Даму подавали подогретой: мамзель-натюрель‚ соус пикант.

И демоны огорчились от нахлынувших воспоминаний.

– Куда идешь‚ Пинечке? Налево или направо?

– Еще не решил.

Мужик обиделся:

– Он не решил... Фря какая! Да я‚ хочешь знать‚ месяц на развилке сижу‚ решить не могу: налево или направо. Стопку! – закричал. – Две стопки! Воробей угощает!..

Хозяин принес две стопки‚ полные до краев‚ сказал без утайки:

– Плоть одолела. Алчность являем и бессердечие. На вас теперь триста сорок один малый грех‚ семьдесят три средних и два смертных.

– Через меня спасают костогрыза‚ – похвалился Воробей и выпил первую.

– Через меня испытывают дурака‚ – похвалился хозяин и пододвинул вторую.

Самый страшный грех вводить других в грех.

Демоны-разрушители уже слетели на ближний стол‚ тучами облепили скамейки‚ нюхали винные запахи‚ шипели и плевались друг на друга.

– Что же вы делаете? – сказал Пинечке горестно. – Такие случаи бывали‚ и не однажды. Бедняки перекупали у богатых тяжкие их грехи. Тяжкие грехи за хорошие деньги. Но что такое деньги? С ветром пришли и с дымом ушли. А на Небе с них стребовали. Мера за меру. За свои прегрешения и за купленные.

– Небось‚ – подморгнул Воробей. – Отобьемся. Не у вас ли сказано? Не в ваших ли Талмудах? Избавляются от адовых мук страдавшие от голода‚ от мучительной болезни и злообразной жены. А мы свое отголодали.