Александр Немировский - Карфаген должен быть разрушен

— А ты разве не ромей? — спросил Полибий, внимательно разглядывая юношу.

— Я такой же эллин, как и ты.

— А что ты здесь делаешь?

— Шкуры скупаю. Они, как любит говорить мой патрон Филоник, не фиалками пахнут. А тебя какие дела в эту глушь завели?

— Я путешествую, — отозвался Полибий. — Встречаюсь с людьми. Хочу узнать о мире, в котором не было ни тебя, ни меня.

— Историей, что ли, занимаешься? — поинтересовался юноша.

— Хочу просто знать, как это было, всю правду, без вымыслов и прикрас.

— Поди узнай ее! — хмыкнул юноша. — Вот кости петуха, — он сгреб их обеими руками в кучу. — Попробуй определить по костям, черный он или рыжий. Дня три назад меня на дороге стражники остановили. Двое их было. Один такой страшный, что от одного его вида можно умереть. Схватил меня он за рукав и кричит: «Попался», а я ему: «Отпусти! Хозяйский гиматий порвешь!» Тут другой стражник вмешался: «Оставь, Орбилий! Видишь, этот постарше!» — «Но ведь похож, как две капли молока!» — сказал Орбилий, разжимая кулак. Вот что случается! Людей можно спутать. А ложь за правду принять или, наоборот, истину объявить ложью — раз плюнуть.

— А я знаю, кого стражники искали! — оживился Полибий.

Юноша вскинул голову.

— Александра, сына Персея, ты на него очень похож. Видимо, Александр сбежал.

Юноша свистнул. Лицо его изменилось на глазах, приняв гордое и надменное выражение. Но Полибий, присмотревшись к соседу по столу, уже не удивился этому превращению.

— Тебе актером быть, а не шкуры скупать, — улыбнулся Полибий.

Юноша махнул рукой:

— Уже был. Целое лето разъезжал с актерами по Италии. Ну, пойду я, а то мулы застоялись.

Царевич Александр держал путь по звездам. Они вели его на Север, в земли, населенные полудикими племенами. Других путей нет. Море принадлежит ромеям.

Хлеба, которым Александр запасся в Альбе, хватило на три дня, и юноша утолял голод яблоками и грушами. Однажды он наткнулся на заблудившуюся корову и высосал молоко прямо из вымени. Оно пахло душистыми травами, вместе с ним по телу разливались тепло и сытость.

Спустившись с лесистых гор, Александр оказался на равнине, также покрытой лесами, только еще более густыми. Здесь можно было идти и днем, не опасаясь кого-либо встретить. Он понял, что Италия осталась позади, и он в стране, которую ромеи называют Цизальпинской Галлией. Царевич знал, что за нею находятся Альпы, а за Альпами живут неподвластные ромеям варвары. Как-то днем он отдыхал у дуба с расщепленным стволом. «Дуб называют деревом Зевса. — Александр вспомнил рассказ Исагора. — Но Зевс поразил его своей молнией. Не так ли царь богов обрушивает бедствия и на земных царей, чтобы испытать их дух?»

Внезапно раздался шум раздвигаемых кустов и шелест сухих листьев. Александр вскочил, приготовясь бежать. Но нет, это не люди, а какие-то странные животные, тощие, с короткой черной шерстью, с длинной вытянутой мордой, которой они шевелили листья, отыскивали желуди. «Может быть, это свиньи, — подумал мальчик. — Но нет! У ромеев свиньи толстые, неповоротливые, с белой шерстью, сквозь которую просвечивает розовый жир. И где это видано, чтобы свиньи сами бродили по лесу».

Внезапно где-то запела пастушья свирель. Животные всполошились и двинулись в том направлении, откуда слышались звуки. Александр пошел за ними.

Так он оказался на опушке леса. Прислонившись спиной к дереву, человек в меховой куртке и кожаных штанах дул в свирель. Мелодия была веселой и задорной, чем-то напоминая песни, которые Александр слышал у себя на родине.

Животные окружили пастуха и с хрюканьем тыкались ему в ноги. Теперь Александр не сомневался, что это — свиньи. «Есть же различные породы собак, — думал он. — Так и свиньи, наверное, бывают разные: белые и черные, жирные и тощие. Человек этот — свинопас и одет не как ромеи. И почему я должен его бояться, если даже животные льнут к нему?»

Александр вышел из своего укрытия. Пастух опустил флейту, долго и внимательно смотрел на юношу, на лохмотья его некогда богатой одежды, на босые, сбитые до крови ноги. Потом он произнес несколько слов на непонятном языке. Александр помотал головой, показывая, что не понимает. Тогда пастух вытащил лепешку и протянул ее Александру.

Тропинка изгибалась вслед за бесконечными поворотами реки. Пенная, зеленовато-белая, разорванная каменистыми островками река шумела внизу, и в ее шуме Александр улавливал уже знакомую ему мелодию свободы. Александр шел, не ощущая ни холода, ни боли в израненных ногах. Когда ему становилось невмоготу, он разжимал кулак и, глядя на гемму, шептал: «Мама! Я жив! Ромеи не убили меня, мама!»