Эдуардо Мендоса - Удивительное путешествие Помпония Флата

Я поднялся на ноги, она тоже встала, и тогда я увидал, что женщина высока и худа, но формы ее не лишены приятности, одета она изящно, и лицо подкрашено умеренно. Заметив, как я пошатнулся, она хотела поддержать меня, но я мягко ее отстранил со следующими словами:

– Не прикасайся ко мне, о незнакомка, во всем равная Венере, если тебя увидят рядом со мной, это может повредить твоей репутации, ведь хотя я и объявился в Назарете лишь накануне вечером, но уже успел снискать себе славу столь же дурную, сколь и ничем не обоснованную. Теперь я уже чувствую себя вполне сносно и должен продолжить свой путь, иначе рискую заблудиться, поскольку не знаю здешних улиц, а небеса почти совсем потемнели.

– Может быть, я смогу указать тебе дорогу, если только ты сообщишь, куда намерен держать путь.

– Нет, ты вряд ли поможешь мне, о прекраснокудрая нимфа, – ответил я, – ведь мне надо попасть в непристойное место, где обитает некая гетера, у которой есть дочка малых лет и барашек.

– В таком случае я не только могу указать тебе путь, – весело ответила она, – но и проводить до нужного места, потому что я и есть та женщина, которую ты ищешь, и теперь я как раз намерена вернуться домой, так как покончила со всеми делами, которые заставили меня надолго отлучиться. А поскольку заодно я еще и купила всякой снеди, а ты голоден, я приглашу тебя отужинать, если только ты не оскорбишься приглашением разделить трапезу с блудницей. Как я знаю, тебе нечем заплатить за угощение, ведь пока ты спал, я полюбопытствовала, что у тебя имеется с собой, но никто не свободен от обязанности оказывать помощь страждущему, и особенно если речь идет о чужестранце, способном воззвать лишь к богам, каковые, между нами будет сказано, когда в них нуждаешься, обычно не выказывают себя слишком проворными и отзывчивыми. Что до упомянутого тобой сна, то я, пожалуй, помогла бы тебе распутать его смысл, потому как наделена даром толковать сновидения, унаследованным от моей матери, а та переняла от своей – и так далее, вплоть до Иосифа, которого продали братья и который правил Египтом, после того как верно разгадал смысл сновидений фараона. Моя бабка похвалялась тем, что род свой ведет от дочери, рожденной от связи Иосифа с женой Потифара. Я рассказываю тебе об этом лить потому, что ты чужестранец, но ты никому моих слов не передавай. Хотя кое-кто и приходит ко мне с просьбой растолковать свои сны, мне будет во вред, если поползут слухи еще и об этой стороне моего ремесла. Ведь то, чем я занимаюсь в первую очередь, черни проще понять и принять.

Я с радостью откликнулся на ее приглашение, и мы тронулись в путь. Блуждания увели меня не слишком далеко от того дома, куда мы теперь спешили, и нам удалось весьма скоро добраться до места. По дороге, не желая отвечать обманом на великодушие этой красивой женщины, я открыл ей цель своего недавнего посещения, а также сообщил, что хотел бы непременно выслушать ее суждение об убийстве, убитом и близких ему людях.

– Обо всем этом мы потолкуем в должное время, – сказала она. – Сперва ужин, а потом философия. Ты едва держишься на ногах, да и дети наверняка проголодались.

Дети же тем временем играли и бегали следом за барашком, и пришлось повысить голос, чтобы заставить их прервать забавы и шумное веселье. Весь перепачканный, растрепанный, с горящими глазами и пунцовыми щеками, маленький Иисус словно позабыл о деле, которое привело нас сюда, и даже не поинтересовался результатом моих хлопот. Когда же я рассказал ему о случившемся в Храме и о нынешнем положении его отца, он сделался, как всегда, серьезным и стал горячо благодарить меня за добрые плоды моего заступничества.

– Заслуга тут вовсе не моя, и благодарить надо капризную Фортуну. А удалось ли что-нибудь узнать тебе?

Нет, ответил он, девочка слишком мала и ничего не знает. По правде говоря, продолжил Иисус, они с ней принялись играть, едва только остались одни, и не заметили, как пролетело время. Иисусу стало ужасно стыдно за такое небрежение делом, и мне пришлось утешать его и объяснять, что в его лета более чем естественно отдать предпочтение игре в ущерб долгу.

Между тем красивая женщина вошла в дом, чтобы занести туда корзинку и начать готовить ужин, потом вышла и велела детям запереть барашка в маленький деревянный хлев, пристроенный к дому, и совершить омовение, прежде чем сесть за стол. Затем она снова направилась в дом, и я последовал за ней. Там была всего одна комната, украшенная, пожалуй, слишком пестро и нарядно, но без докучливой пышности, любимой людьми Востока. В углу стояло широкое ложе, покрытое дубленой кожей, в центре – стол, на нем – четыре глиняных миски, четыре оловянных чашки и коврига хлеба. Над очагом висел дымящийся котелок, Я снова рассыпался в выражениях благодарности, пожалуй, даже чрезмерных, на что она ответила: