Георгий Северский - Второй вариант

— Не помешал?

— Проходите, граф, садитесь.

Красовский поставил на стол бутылку коньяка и уже потом сел.

— Что случилось, граф? Вы не в казино, а сейчас там, кажется, самый пик игры?

— Игра сделана, ставок больше нет! — голосом профессионального крупье произнес Красовский. И уже буднично, невесело продолжал: — Игра идет полным ходом, а выиграть невозможно — одни банкроты вокруг!

— А я, признаться, думал, что вам обычно везет…

— Эх, Василий Степанович! — с горечью вздохнул Красовский. — Раньше говорилось «везет дуракам», а теперь и этого не скажешь: столько их расплодилось, что никакого везения не хватит! Играют в жизнь, как в рулетку, и каждый уверен, что его ставка — самая надежная. Красное или черное — других цветов в рулетке нет. А эти, с позволения сказать, дальтоники поставили на белое, и сидят ждут, когда последняя их ставка куш сорвет.

Астахов нахмурился.

— Что-то я не понимаю вас… Извините за резкость, но ваши аналогии дурно попахивают, граф!

— Ради бога! — Красовский прижал руки к груди, тряхнул головой. — Хотя бы за провокатора меня не принимайте, и без того тошно! — неловко улыбнувшись, добавил: — Я ведь попрощаться хотел…

— Как, и вы покидаете Севастополь? — удивился Астахов.

— Вот именно. — Красовский уныло огляделся, взгляд его остановился на коньяке. — Не откажетесь выпить со мной на посошок? Есть такой русский обычай…

— С каких это пор поляки начали придерживаться русских обычаев? — пошутил Астахов.

— Бог с ними, поляками! — отмахнулся Красовский. Оттолкнувшись от подлокотников кресла, пружинисто встал, выпрямился и склонил голову: — Позвольте еще раз представиться: русский дворянин, но не граф, Юрий Александрович Миронов…

Астахов с любопытством смотрел на него: такого превращения не ожидал даже он. Сделав паузу, словно давая возможность привыкнуть к себе — новому, Красовский-Миронов продолжал:

— Не надо удивляться: люди часто оказываются не теми, за кого мы их принимаем. Полбеды, если фальшивым оказывается имя, хуже, если таковым окажется сам человек.

Астахов все еще не мог решить: как следует ему принимать эти откровения? Проще всего было бы отнестись к происходящему как к грубой провокации и, не мешкая, выставить Миронова за дверь. Но Астахов чувствовал: этот человек растерян и подавлен, и трудно было указать ему на дверь… Осторожность, однако, в любом случае не мешала.

— А зачем, собственно, вы сказали мне все это? — спросил Астахов.

— Некому больше… — Миронов тяжело опустился в кресло, опять заговорил: — Знаете, Василий Степанович, я и сам себе напоминаю сейчас грубо сработанный империал, с которого в самый неподходящий момент слезла фальшивая позолота. Трудно думать об этом, поверьте… Потому и пришел к вам, что вы здесь — единственно порядочный человек…

И комплементы ваши, и обвинения явно преувеличены, по — допустим. — Астахов без тени улыбки посмотрел на Миронова: — Однако все остальное… О том, что вы — профессиональный игрок, я догадывался, понаблюдав за вамп в казино. Не в моих правилах вмешиваться в чужие дела, однако вы пришли… Вам нужна помощь?

— Нет, Василий Степанович. Спасибо, но — нет. — Миронов покачал головой, улыбнулся: — Жизнь приучила меня рассчитывать на себя и только. Я мог бы рассказать вам, как способный и восторженный мальчик из старой дворянской семьи выродился в квалифицированного шулера, взломщика и прочее в том же духе. История сама по себе любопытна и поучительна, но дело не в том. В другом дело: устоявшиеся мои убеждения — пусть дурны они и порочны — вдруг дали трещину. И я, никогда не знавший сомнений, почувствовал себя дурак дураком… Я приехал в Севастополь полный надежд и планов, догадаться о них вам, очевидно, не составит труда. Но все пошло вкривь и вкось. Сначала полковник Туманов отвел мне в своих игрищах некую малопочтенную, надо сказать, роль. Потом… Потом те, с кем сражается полковник, втянули меня уже в свою игру. Видит бог: я умею играть и играю во все игры, кроме одной — политики. Слишком велики здесь ставки, можно голову на кон положить! А меня вынуждают!

— Вы не ребенок, должны были понимать, направляясь сюда, что па нейтральной полосе в наше время отсидеться нельзя, — сказал Астахов. — И, как я понимаю, уже убедились в этом. — Он помолчал, задумчиво кивнул: — Теперь мне ясно, почему вы начали с аналогий между рулеткой и жизнью. Но что же дальше? Положение у вас такое, что надо выбирать…

— Мой выбор сделан, — быстро ответил Миронов. — Но я хочу сказать о другом. Когда мне навязывал свою игру полковник Туманов, ничего удивительного в его действиях для меня не было: полиция, в том числе и политическая, везде и всегда пользуется одинаковыми методами. Но вот красные… Извините, что я без деталей, красные поразили меня. Понимаете, по всем законам логики, правящей нашим миром, красные должны были ухлопать меня сразу же после того, как я оказался им ненужен. А они… — Красовский замолчал, с недоумением развел руками.