Георгий Северский: Второй вариант

Закрывшись в просторном, переоборудованном под кабинет номере феодосийской гостиницы «Астория», Деникин никого не принимал. Бдительные адъютанты ревностно стерегли его одиночество. Верховный главнокомандующий составлял важный документ.

В который уже раз он нервно комкал едва тронутые чернилами листы и опять писал, подбирая слова, которые могли бы с наибольшей точностью выразить мысль. Но слова, ложившиеся на бумагу, казались ему или слишком казенными, не передающими его душевное состояние и величие духа, — а именно это должен был вынести из его письма генерал Драгомиров, — пли поражали беспомощностью слога и неприкрытой горечью, а уж об этом Драгомирову не следовало догадываться вовсе.

Тогда он взялся за приказ, который нужно было приложить к письму: военный стиль документа скрывал в себе все, что не относилось к делу.

Драгомирову, старейшему из находившихся в Крыму генералов, Деникин приказывал созвать в Севастополе военный совет для избрания достойного преемника главнокомандующего вооруженными силами Юга России.

Явившийся на вызов старший адъютант смотрел на него печально, будто соблюдая траур. Главковерх распорядился перепечатать в срочном порядке приказ и невесело усмехнулся: где-то в глубине души у самого возникло ощущение, словно присутствует на собственных похоронах.

Адъютант, офицер-первопроходник, не уходил: с Деникиным, которому передал верховное командование сам Корнилов, они начинали «ледяной поход».

— Ваше высокопревосходительство, судьба армии, судьба отечества…

Деникин устало махнул рукой:

— Идите. Судьбу России отныне будет решать военный совет.

Оставшись один, верховный подошел к окну. На феодосийском рейде против окон «Астории» стояли военные корабли. Деникин усмехнулся: «Военный совет?» Мысленно выстроив перед глазами генералов, претендующих на его место, он не без удовольствия подумал: «А ведь трудненько придется вам на совете. Обвинять главковерха во всех тяжких несложно, господа. Но вот вам возможность — посмотрите друг на друга и скажите, есть ли среди вас более достойный?»

Деникин вернулся к столу и быстро, слово к слову, строку за строкой, написал письмо генералу Драго-мирову:

«Милостивый государь. Абрам Михайлович!

Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбой. Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность армии и ее историческое значение мною не потеряна, но внутренняя связь между вождем и армией порвана, и я не в силах более нести ее. Предлагаю Военному Совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование.

Искренне уважающий Вас

А. Деникин».

Верховный лицемерил: власть передавать он не хотел никому, был уверен, что избранником будет по- прежнему он, надеялся, что уцелевшие после новороссийской катастрофы, укрывшиеся в Крыму войска Добровольческой армии он переформирует и вновь поведет за собой. Пусть только военный совет подтвердит, что не виноват он в тех поражениях, которые нанесла ему Красная Армия, пусть выразит полное, обновленное доверие своему главнокомандующему, и тогда замолчат те, кто чернит его имя. Клеветников и завистников много, и первый из них, мечтающий о верховной власти еще со времени своего командования царицынским фронтом, — Врангель. Отстраненный от дел и высланный в Константинополь, он и оттуда в своих памфлетах поносит верховного, всенародно объявив его бездарным полководцем.

Интригует, по слухам, и Слащев. Жесткий, смелый генерал удержал Крым. Под Перекопом сам водил в контратаку цепи юнкеров Алексеевского училища, расстреливал отступающих солдат, вынес смертные приговоры десятку боевых офицеров, но Крым отстоял. Умница, и тоже рвется к верховной власти…

Верховный опять подошел к окну. Над бухтой повисли низкие штормовые тучи. Застучали по стеклам тяжелые капли дождя. С дождями и ветрами шел по земле месяц март трудного двадцатого года.

Обильные дожди сделали свое дело — вместе с ними на фронт под Перекопом пришло затишье. В клейкой грязи застревали обозы. Захлебывались в мутной воде окопы. Проклинали лихую судьбу солдаты.