Покосившись на Озермеса, она сказала:
— Пройдет время, и в горах станет одним человеком больше.
Озермес, залюбовавшись ее светлым лицом, не стал ничего говорить, чтобы не смущать покоя ее и того, кто зимой должен появиться на свет. И подумал о том еще, что как бы ни была устроена жизнь на земле и что бы с людьми ни происходило, не дорога должна выбирать путника, а путник — дорогу.
В одну из последних сорока холодных ночей несчетного года от порождения адыгов Солнцем, Чебахан произвела на свет двух мальчиков.
Озермес, и без того не находивший себе места, впал в полную растерянность, когда после появления ребенка услышал шепот Чебахан: — Муж мой, я рожаю еще. — Если бы она не указывала, что надо делать, Озермес бросился бы на пол и, заткнув уши и закрыв глаза, ждал бы, чем кончатся роды. Но все обошлось благополучно, пуповины были перерезаны, завязаны, и младенцы выкупаны. Оба они, получив души, тут же принялись орать, требуя еды. По одному передав их Чебахан, Озермес снял с колышка ружье, выбежал из жарко натопленной сакли и выстрелил в дымарь. Эхо от выстрела раскатилось над спящими горами.
Нечистая сила, превратившись в снежное облако, бессильно осыпалась с крыш. Самыр и Хабек выскочили из вырытой в сугробе норы, Самыр стал с лаем бегать вокруг сакли, отыскивая подстреленную Озермесом добычу, а Хабек, оскалившись, с опущенным хвостом, неслышной тенью носился от сакли к оврагу, потом к Мухарбеку и обратно. Озермес засмеялся, вернулся в саклю и вынес им два куска вяленой оленины, потом подошел к Мухарбеку и сообщил ему, что у его племянницы родились дети. У старика от радости упала с головы снежная шапка, и он перестал быть побывавшим в Мекке хаджи, но морщинистое лицо его осталось таким же задумчивым и мудрым, как обычно.
Озермес посмотрел на ясное небо, усеянное ласково подмигивающими ему звездами, на голубую папаху, венчающую шлем Богатырь горы, на деревья, одетые в праздничные белые одежды, и глубоко, с облегчением вздохнул. Только теперь он ощутил, с каким напряжением и надеждой, может быть, с не меньшими, чем Чебахан, он ждал этой ночи, когда в их сакле народится новая жизнь, которой предназначено продлить жизнь и Чебахан, и его, и их родителей, и тех далеких предков, чьи останки покоятся в степных курганах. И если после восхождения на Ошхамахо и встречи с Духом гор Озермес, думая о состарившемся Тха, ощущал к нему почтительное сострадание, то теперь, став отцом, он на миг почувствовал нечто вроде превосходства над ним. Устыдившись своих мыслей, Озермес пожелал добра Мухарбеку и пошел к сакле.
Время спустя Озермес устроил в честь рождения сыновей празднество. Мазитха пригнал под его стрелу козла, и они всей семьей вкусно поели. Потом Озермес играл на камыле, Самыр и Хабек вразнобой подвывали ему, а когда Чебахан и Озермес стали плясать, весело прыгали возле них. После этого Чебахан выкупала младенцев, накормила их и запела колыбельную, которую ей и Озермесу пели их матери.
Когда дети заснули, Чебахан уложила их в стоявшие у очага корзины, накрыла заячьими покрывалами и тихо рассмеялась.
— Кто мог знать, что нужна будет одна широкая корзина. Ты заметил, как старший похож на тебя?
Озермес, подойдя к корзинам, посмотрел на розовые, безбровые личики младенцев.
— А кто из них старший?
— Тот, кто слева, родился первым. Неужели ты не отличаешь их друг от друга?
— Наверно, им надо немного подрасти, — сказал Озермес, — тогда я разберусь, А имена ты им уже придумала?
— А разве ты не знаешь, что имена дает отец?
— Тому, кого ты считаешь старшим, дадим имя моего отца — Тлиф, а брата его назовем в честь твоего отца — Хешхо.
— Да благословит тебя Тха! — обрадовалась Чебахан. — Ты угадал мои мысли.
— Ты, моя гуаше, мудрая женщина, и я горжусь, что угадал, о чем ты думаешь.
Чебахан выпятила нижнюю губу и, смеясь, пробормотала:
— Шапсуг будет не шапсуг, если не подшутит над своей бедной женой.
Озермес снова посмотрел на причмокивающих во сне сыновей и в негодовании поднял руки.
— Тлиф, Хешхо, вы слышите, что говорит ваша мать? Ни одна жена пши, ни одна из жен султана не обладает таким богатством, как ваша мать. Она хозяйка всех этих гор и лесов и мать таких славных джигитов, как вы, и уверяет, что она бедная!
— Ты прав, муж мой, — просияв, сказала Чебахан, — я в самом деле самая богатая и счастливая женщина на земле!..
Самыр тявкнул, чтобы его выпустили. Озермес открыл дверь и за одно выпроводил и Хабека.
Читать дальше